Мы спустились в теплое помещение, где бородатый лаборант колдовал с аппаратурой. «Полгода из Мирного», — сказал мне с нем Петр Яковлевич. Значит, зимовал, в Антарктиде... Я уже хотел было поделиться с лаборантом воспоминаниями об Антарктиде, когда неожиданно услышал:
— А самбисты уже возвращаются...
«При чем здесь, в этой обители науки, разговор о самбистах?» — недоумевал я. Но все оказалось проще и интересней.
Возвращались советские участники эксперимента «Самбо», работавшие совместно со шведскими исследователями. В шведской Лапландии запускались шары-баллоны с научной аппаратурой, которые со струйными течениями на высотах до 30 километров медленно дрейфовали на восток, над советской территорией. Вдоль трассы полета располагались пункты наблюдений; они фиксировали поступление геофизической информации, связанной с полярными сияниями, которая потом обрабатывалась на ЭВМ. Правда, и здесь идеальной погоды, ясного неба для эксперимента как будто не было, но первые сообщения свидетельствовали об успешном выполнении замыслов исследователей.
«Кто знает, — подумал я, — пройдут годы, и, может быть, однажды эти самые люди вместе со своими зарубежными коллегами по запросу с Баффиновой Земли или острова Врангеля обычным рубильником вдруг включат этот свой ауроральный овал...»
Типичная фантазия, но, согласитесь, в этом что-то есть.
В глубь земли и в даль времен
Снова дорога. Серые сумерки и ослепительные фары встречных машин. Пожалуй, впервые за время моей поездки выдался день со сносной видимостью — можно даже разглядеть увалы сопок в порослях кривоствольной березы, плоскости заснеженных озер, каменистые скалы, скалы с россыпями гранита, дальние огоньки...
И вдруг в полярной ночи в ослепляющих лучах прожекторов возникает буровая...
В 1960 году советские ученые выдвинули проект исследования верхней мантии Земли; позднее к нему присоединилось около 50 государств. Американцы с самого начала решили направить усилия на бурение океанского дна, где толщина земной коры меньше. В нашей стране специальная комиссия под руководством академика В. И. Смирнова и члена-корреспондента АН СССР Г. И. Горбунова, возглавляющего Кольский филиал АН СССР, выбрала для бурения район древнего кристаллического щита на западе Кольского полуострова, где возраст пород на поверхности достигал 3—3,5 миллиарда лет.
В мае 1970 года на Кольской земле начался выдающийся научно-технический эксперимент по проходке сверхглубокой скважины. Одна из задач эксперимента — поиск границы гранитного и подстилающего его базальтовых слоев земной коры, той границы, о которой известно пока лишь по геофизическим данным. «Определение геологической природы проходящей здесь сейсмической границы ответит на один из кардинальных вопросов в науках о Земле», — писал академик А. В. Сидоренко.
Когда скважина достигла глубины 7263 метров — это было в 1975 году, бурение прекратилось, началась подготовка к следующему, еще более сложному этапу. Ученые подводили первые итоги: отмечали необычно быстрое повышение температуры с глубиной, присутствие в древних породах сравнительно большого количества углеводородных соединений, связанных с проявлениями жизни, изучали открытую при бурении, не выходящую на поверхность залежь медно-никелевых руд и т. п. Инженеры обдумывали техническую сторону предстоящего этапа работы.
И вот осенью прошлого года бурение возобновилось.
Семидесятиметровая вышка буровой выглядит непривычно: арматура конструкций скрыта панелями — для защиты людей и механизмов от непогоды. Гул огромного заводского цеха стоит над площадкой. Среди темных громад механизмов, переплетения трубопроводов, многочисленных переходов и лестниц-трапов людей не разглядеть... Вот автоэлеватор с глыбой подъемного устройства, окрашенного в черные и желтые полосы, только что вытянул из скважины блестящую, лоснящуюся «свечу» бурильных труб и на мгновение задержал ее на весу... Потом она снова тронулась вверх, но из темноты на нее бросилась хваткая, цепкая рука автоматического ключа и в несколько приемов с урчаньем отвинтила очередной «сустав». Звонкий грохот труб, устанавливаемых в гнезда, снова элеватор подтягивает свечу, и все повторяется сначала...
Это другая, неизвестная мне геология, которая ближе к промышленности. Все здесь — оснащение, организация, техника — от большой индустрии, и сами люди, судя по характеру и манере держаться, ближе к рабочим и инженерам, чем к геологам-полевикам. В моем «проводнике», бурмастере Федоре Алексеевиче Атарщикове, который показывает свое обширное хозяйство, «промышленная» степенность уживается с неуемным геологическим темпераментом, который то и дело выплескивается наружу в манере разговора, в жестах...