Все эти запреты содержатся и в законе и в правилах для аборигенов, не уступающих положениям об апартеиде в ЮАР. И не только содержатся, но и неукоснительно выполняются администрацией резерваций и стражами порядка в Квинсленде.
В Сиднее в 1975 году долго заседала федеральная сенатская комиссия по вопросам общественных отношений. Перед ней прошли сотни свидетелей. Их рассказы о преследованиях аборигенов — страшная сага. В городе Таунсвилл, штат Квинсленд, полицейские избивают аборигенов на улицах среди бела дня. В тюрьмах штата заключенных аборигенов за малейшую провинность сажают в железные клетки и выставляют на палящее солнце. Но и это для расистов не предел. «По моему мнению, — заявил один из полицейских Таунсвилла, — наилучший способ решения проблемы аборигенов — это поставить их всех у стенки и перестрелять».
Генеральный секретарь Национального конгресса аборигенов Чарльз Перкинс говорил:
— Конечно же, никто официально не признает, что в Австралии процветает расизм. Но мы, аборигены — и «чистые», и метисы, как я, — познаем его на себе. Жизненные условия аборигенов во много раз хуже, чем в иных слаборазвитых странах. У нас отнимают наше достоинство, наши традиции, нашу историю, наши земли, оставляя нас ни с чем. Против аборигенов используют самые различные средства: от экономического и политического давления до газетной пропаганды расизма. Многие решения правительства Уитлема, направленные на помощь аборигенам, не выполнялись из-за саботажа чиновников в министерстве по делам аборигенов. Выделенные министерству фонды и сейчас нередко тратятся бездумно, бездарно, но винят во всем аборигенов, которые к этим фондам не имеют никакого доступа. До сих пор не решена проблема с наделением аборигенов правами на землю. До сих пор не ликвидирована дискриминация. Мы живем на горе отчаяния, на обломках разрушенных надежд...
— Чарльз, — спрашиваю я, — а сами аборигены могут приспособиться к новым условиям жизни в европеизированной, чуждой им цивилизации, не ассимилируясь с ней, а сохраняя свою самобытность?
— Видишь ли, цивилизации аборигенов и белых европейцев не просто различны, а диаметрально противоположны. Разные принципы. У белых — каждый за себя. У нас — один за всех и все за одного. Конечно, нам приходится учитывать новые условия, приспосабливаться к ним и отказываться от некоторых традиций. У аборигенов был обычай: когда кто-нибудь умирает в племени, уходить из этого места. Но что делать в таком случае с построенными для нас правительством домами? Тоже бросать их и идти в новые? Но и там кто-нибудь обязательно умрет. Сейчас в Центральной Австралии, например, дух мертвых «выкуривают», и лишь после этого племя возвращается обратно в дома или в резервацию. Правда, новый обычай привился еще не везде.
— А чем аборигены могут заниматься в резервациях? Только охотиться? Можно ли создать там какую-нибудь кустарную промышленность, мастерские, чтобы они зарабатывали на жизнь?
— Конечно, все это можно и нужно делать. Но необходима экономическая база. Белые приходят в совет аборигенов и говорят: «Этой резервацией владеете вы. У вас — вся власть». Но денег не дают. А что за власть без денег? Конечно, аборигены приходят в отчаяние. И тогда белые говорят: «Они сами со своими делами без нас не управятся. Мы должны снова взять власть в резервациях в свои руки, научить их, как и что надо делать». И приходят, вкладывают деньги. И становятся хозяевами положения. Инициативу аборигенов убивают на корню. Аборигены теряют уверенность в себе. Это делается намеренно во всей стране — не дать аборигенам почувствовать себя полнокровными, самостоятельными людьми. Все подстраивается так, чтобы аборигены потерпели неудачу в любом начинании, чтобы не просто остались людьми второго сорта, но и сами поверили, что они — второсортные, третьесортные австралийцы. То же самое и с образованием, и с обучением профессиональным навыкам. То же и с медицинским обслуживанием. Люди слепнут от трахомы в резервациях, не хватает витаминов, свежей пищи. Дайте аборигенам хорошее питание, и этого не было бы. И мой дядя, и мои тетки не ослепли бы от трахомы, будь у них хорошее питание. А их кормили только обещаниями — поможем, поможем...