За разговором мы не заметили, как к пристани подвалил пароход, идущий в Ванкувер. Кошта крепко пожал мне руку. Ладонь его была тверда от мозолей, как кора.
Тотемы красного камня
Не лучше, скорее хуже, чем сезонникам, живется и работается исконным обитателям Британской Колумбии — индейцам. Большая их часть работает на лесосеках в самых суровых уголках этого края. По провинции разбросано 1625 индейских резерваций — три четверти всех резерваций Канады. Древнейшие жители нынешней Британской Колумбии — племена квакиутль, хайда, цимшиан, обладавшие яркой и самобытной культурой, — превратились в чернорабочих, труд которых оплачивается значительно ниже труда даже пришлых сезонников.
Проходя по пустынной в дневное время главной улице Лиллуэта, я заметил на стене одного из домов изящные коврики с замысловатым орнаментом из разноцветных кожаных ремешков. Под ними на тротуаре были расставлены искусно вырезанные из аргиллита (1 Аргиллит—глина большой твердости, не размокающая в воде. (Примеч ред.).) маленькие копии индейских тотемов, изображающие фантастических зверей и птиц. А чуть поодаль на раскладном стульчике сидел огромного роста пожилой человек. Смуглая кожа его лица была иссечена сеткой морщин. Под массивным загнутым книзу носом — скорбная ниточка почти безгубого рта. Взгляд полуприкрытых веками глаз устремлен вниз, к ногам, обутым в мокасины. Всем своим обликом старик походил на огромную усталую птицу. Опущенные вдоль туловища руки с мощными кистями напоминали перебитые крылья.
Присев на корточки, я дивился великолепно выполненным фигуркам. Индеец, заметив мой интерес к резьбе, медленно перевел взгляд на меня.
— Хотите купить?
— Непременно.
— Возьмите вот эту. Она приносит счастье.
Старик рассказал, что означает каждая фигурка-тотем. Постепенно разговор о резьбе, о значениях тотемов связался с судьбой продавца. Вопреки своему суровому и неприступному виду он оказался словоохотливым человеком, как это часто бывает с людьми, которым редко удается встретить собеседника и слушателя. Звали старика Томас Харпер, индейцы же из его племени хайда дали ему имя «Красный Камень».
Харпер родился и провел детство и юность в резервации поблизости от городишка Сода-Крик.
— Когда отец впервые привез меня в Сода-Крик, — рассказывал Красный Камень, — впечатления оставили в моей душе смешанные чувства: удивления, что есть такие большие поселения со множеством людей, и горечи. В салуне, куда мы зашли с отцом, я увидел зал, разделенный на две половины: лучшая — для белых, худшая — для индейцев. Я сразу почувствовал, что между нами, индейцами и белыми, лежит глубокая незримая пропасть. Уже потом, когда я стал учиться в миссионерской школе, мои опасения подтвердились. Нам запрещали играть с белыми детьми. Учителя называли нас не иначе, как дикарями. Три года, проведенные в миссионерской школе, — вот и все мое образование...
Том Красный Камень хорошо запомнил слова пастора, сказавшего на проповеди: «Мы стремимся научить индейцев читать и писать и вовсе не собираемся делать из них инженеров, докторов или научных работников». Пятнадцати лет от роду Харпер начал трудиться как взрослый мужчина. С утра до вечера пилил, валил, очищал от сучьев деревья на лесозаготовках и получал за это в два раза меньше самого неквалифицированного белого.
— Труд был адский, — вспоминал Красный Камень. — Уставал так, что не мог проглотить скудный ужин. После работы сил доставало только на то, чтобы добраться до набитого сеном тюфяка, который был моей единственной собственностью в лагере лесорубов. Но родители приучили меня быть гордым. Я украдкой плакал от усталости, от грубости и несправедливости десятника, но никогда не показывал своей слабости, всегда помнил, что я — индеец хайда...
Через какое-то время на плечи Красного Камня легло бремя забот о молодой семье. Работа на лесосеке, за которую платили не по справедливости, а по произволу, и рыбная ловля — скудное подспорье к семейному доходу — не позволяли свести концы с концами. И Томас подался в Лиллуэт, на бумажную фабрику.
— Когда я начинал здесь, на новом месте, среди незнакомых людей, — говорил старик, — у меня было такое чувство, будто все белые ополчились против индейцев. Но день за днем, привыкая к фабрике и знакомясь ближе с товарищами по работе, я убеждался, что среди них есть по-настоящему хорошие, отзывчивые парни. Им было наплевать на то, какого цвета моя кожа. Но, на нашу беду, не всюду в Канаде встретишь таких ребят. Наверное, поэтому мы и остаемся в том же положении отверженных, как сто лет назад. И петиции наших индейских общин в адрес правительства, в которых содержатся требования безотлагательных мер для улучшения нашей жизни, пылятся в столах чиновников...