Откладывать дальше было нельзя, и дон Рохас решил поговорить с сыном.
Разговора не вышло. Роке молчал. Опустив голову, он слушал отца, кончиком альпаргата сгребая мелкие камушки в кучку. Обеими руками он держал хлыст, сплетенный из тонких ремешков сыромятной кожи — подарок отца, — и только побелевшие суставы пальцев выдавали силу его внутреннего переживания.
— Роке, послушай меня... — Дон Рохас умолк, увидев глаза сына.
Широко раскрытые на побледневшем лице, они были как бездна. И глубоко в этой открывшейся пустоте старый гаучо заметил холодное пламя ненависти.
— Святая Дева, смилуйся над нами...
Сеньор Отто никак не мог понять, чего от него хочет жена. Зачем им именно сейчас уезжать в Буэнос-Айрес? Одна мысль о поездке в столицу, где звучат выстрелы и рвутся бомбы террористов, выводила сеньора Отто из себя.
— Ах, дочь! Что она натворила, наша дочь?
— Отто, за ней увязался какой-то местный парень. И похоже, что она теряет голову, если только уже не потеряла. О нас люди говорят.
— Какие такие «люди»? И что они могут говорить о моей дочери? Кто этот паршивец, ты хоть знаешь?
— Сын старого Рохаса, кажется. Самый младший.
— Да ты в своем уме?! Какой-то конокрад увязался за моей дочерью! И только поэтому мы должны уехать в Буэнос-Айрес! Как бы не так, черт побери!
— Не горячись, Отто. Лучше послушай...
— Не хочу я ничего слушать. Я из него чучело сделаю, из этого... Доннерветтер нох айнмаль!
— Отто, не горячись, прошу тебя!
Роке заметил выскочившего из-за изгороди сеньора Отто, когда тот с дробовиком в руке оказался на дороге. Размахивая ружьем, Отто выкрикивал прямо в морду лошади:
— Слушай ты, чертов ублюдок! Ты что это задумал, тварь... — От злости сеньор Отто не находил нужных слов.
В бешенство его приводило еще и то, что, так опрометчиво выскочив на дорогу, он очутился впереди лошади, которая сейчас загораживала от него всадника. Все его попытки обойти лошадь натыкались на оскаленную ее морду.
Он бесился от бессилия и уже не выкрикивал, а хрипел самые непристойные ругательства. Еще миг, и он бы очутился в канаве. Собрав все свои силы, Отто отпрыгнул от лошади, вскинул ружье. Но выстрелить не успел. Лошадь опрокинула его, промчалась над ним, покосив кровавым глазом.
Гринго долго поднимался, стряхивая с себя пыль. Лицо пылало от пережитого унижения. Когда он наконец поднял глаза, то в сотне метров от себя увидел улыбающегося Роке. Лошадь в нетерпении била по земле копытом.
Вечером Анна-Мария, улучив момент, когда родители были заняты своими делами, незаметно выскользнула из дома. Она направилась туда, куда ей, через пастуха Педро, указал Роке, — к небольшой поляне за электростанцией. Противоречивые чувства боролись в душе девушки, заставляя ее то ускорять шаг, то останавливаться в тревоге. Идя на свидание с Роке, она поступала нехорошо, и знала это. С ней ласково и убедительно говорила мать, и совсем неласково отец. Она же оправдывала себя тем, что увидит Роке, скажет ему, что ей запретили встречаться с ним, что она сама этого не хочет, что у нее есть жених, наконец. И вернется домой.
На поляне все получилось не так. Увидев Роке, Анна-Мария почувствовала, как дрожь пробирает ее тело и предательски слабеют ноги. Сильные руки подхватили ее, и она, глубоко вздохнув, без единого слова замерла у него на груди.
Несколько минут спустя соловый конь увозил ее в звездную, пахнувшую мятой и лавандой тишину ночи.
Окружить незаметно ранчо оказалось невозможным — свора собак подняла оглушительный лай, некоторые бросались на лошадей полицейских, и их пришлось пристрелить. Заметались лошади в загоне, и сквозь весь этот шум возбужденный голос комиссара потребовал:
— Роке, выходи! Руки вверх и не дури, парень!
В дверях ранчо показался дон Рохас в наспех накинутом пончо, босой.
— Что такое, комиссар? Зачем вам мой сын?
— Пусть выходит, Рохас. И один, так будет лучше.
— Его нет. Нет с утра. Зачем вам Роке?
Дон Рохас понял, что случилась беда. Затягивая разговор с комиссаром, он думал о том, как спасти сына, как отвести от него первый, самый страшный удар. От комиссара он ничего хорошего не ожидал. Это был комиссар, каких много в провинции: с богатыми — услужлив, к беднякам — беспощаден. Дела Роке были совсем плохи. То, что сделал Роке, была месть. Он не любил эту девушку, и потому его поступок был подлым даже в глазах отца. Пусть сеньор Отто негодяй, но чем виновата дочь? Но Роке его сын. Самый младший и дорогой его сердцу сын. И они его убьют. Убьют, если он не сумеет удержать комиссара и всю эту свору возбужденных полицейских.