— Возьми все и сделай так, как здесь сказано, — улыбается мастер, — и «изрядной поливы», то есть состава, которым покрывается, изразец ...не получишь! Знаю, все перепробовал. Это ведь только непосвященному все ясно. Взять хотя бы меры: тут ведь речь идет о фунтах, лотах, золотниках, гранах — по старинке. Казалось бы, ясней ясного — переводи в граммы да отвешивай. Ан нет! Фунт-то, он разный бывает — русский, английский, немецкий, а есть еще особый — аптекарский, все они по весу разные. Попробуй узнай, какой имел в виду автор...
Речь у Алексея Алексеевича окатная, быстрая, он словно боится, что не успеет договорить что-то важное, до чего сам доходил в муках и сомнениях.
— Или вот про голыши в рецепте говорится, про камушки прозрачные. Их толкли раньше, чтобы кварцит получить для глазури. Так голыши эти в каждой деревне разный состав имеют — иной и оттенок изразцу дают. А самое главное, про это книжки и вовсе молчат, — техника обжига. Тут ведь каждый градус, каждая минута решают: один и тот же состав полива при разном режиме обжига может дать цвет от белого до темно-серого. Рецепты эти — что шифр без ключа. И если сердце себе не опалишь вместе с изразцами, секрета не откроешь, души его не почувствуешь...
Крепкую загадку загадал изразец художникам, решившим воскресить забытое искусство. Но на то ведь и есть русская земля, чтобы рождались на ней упрямые мастера. Многое должно было сойтись воедино в человеке, чтобы покорился ему изразец: талант, трудолюбие, фанатичное горение души. Ничто не выдает в Егорове этих черт, когда видишь его вне мастерской, разве что упрямые складки на лбу, но и те почти скрыты русым чубом. Слава лучшего в стране мастера не коснулась его облика, простого рабочего костюма, образа жизни. Судьба вела Егорова путем прямым, кратчайшим и единственным, иначе человеческой жизни не хватило бы на то, что он успел. Работа на Первомайском фарфоровом заводе (на этом заводе делали до революции знаменитую «кузнецовскую» посуду), познание всех тонкостей фарфора и фаянса, учеба в художественно-ремесленном училище, историческая, искусствоведческая и техническая подготовка в лаборатории керамики у крупных московских специалистов С. В. Филипповой и И. Г. Захаровой, самостоятельная работа в Ярославских специальных научно-реставрационных производственных мастерских.
Когда ровно двадцать лет назад Алексей Егоров впервые переступил порог мастерской, располагавшейся тогда в Ярославском кремле, там уже колдовал над первыми пробами поливного изразца мастер А. В. Богатов. Керамическое отделение только-только возникло: реставрацию многоцветного узорочья ярославских зданий XVII века решено было начать силами собственных мастеров.
Наверное, это символично, что именно в этом городе, где в конце XVII века искусство русского изразца пережило последнюю яркую вспышку, ему суждено было возродиться спустя триста лет.
Истоки возникновения архитектурной керамики проглядываются еще в ранних цивилизациях Древнего Востока. Вавилонская башня согласно преданиям сверкала радугой глазурованного кирпича. Истоки нашего изразцового искусства — в древнем Киеве X—XI веков, старой Рязани и Владимире XII века. И само слово «изразец» тоже из старины: от слова «образить», то есть украсить. Это не просто плоская плитка, ее архитектурную принадлежность выдает специальный глиняный выступ — румпа — для крепления на стене. Татаро-монгольское иго почти оборвало нить этого искусства на Руси. И второе рождение оно получает вместе с поднимающимися из руин городами где-то в XV веке. Изразец возрождается робко, еще не как самостоятельное искусство, а как «дублер» белокаменной резьбы, повторяя поначалу декор камнерезов. Цвет пришел в русскую архитектурную керамику уже в XVI веке, заявив об огромных своих возможностях на главном куполе храма Василия Блаженного, зданиях в Дмитрове, Старице. XVII век — золотая пора изразца. Богатым нарядом одеваются дома и печи Москвы, Ярославля, Вологды, Великого Устюга, Мурома, Загорска. Время сохранило имена лучших мастеров — Игнатий Максимов и Степан Иванов по прозвищу Полубес.
Петр приказывает переиначить русский изразец на манер голландских кафлей, для чего выписывает мастеров из-за границы. В окраинных городах, ремесленных слободках — вдали от царева ока — еще изготовляют традиционные изразцы, но это уже закат самобытного искусства. Правда, даже в изразцах, сработанных по иностранному подобию, русские мастера сумели-таки передать свое видение мира, окружающих вещей, природы, но техника ремесла, его секреты стали уже иными.