Я снимал сумки, сделанные из оленьей замши — ровдуги. Они были так же искусно орнаментированы, как и шубы. В сумках перевозили вещи во время перекочевок. А ребята, порывшись в тюках, принесли старинные ненецкие женские шапки. Спереди они были обшиты песцовыми хвостами, а сзади на них цветными ленточками вышиты, как мне показалось, глаза диковинных птиц. К шапкам были прикреплены тяжелые медные подвески с изображением фантастических зверей и птиц. «Пусть все знают, что идет моя жена по тундре»,— поется в ненецкой народной песне. Но тяжелые подвески, как выяснилось, имели и чисто утилитарное значение: при езде на нартах, когда дует ветер и подбрасывает на кочках, они помогали удержаться шапке на голове.
— Однако хватит. Пойдемте в чум, покушать пора,— пригласила хозяйка.
Вскоре мы все расселись на шкурах вокруг низенького столика. Варилась уха, а на закуску был предложен только что вытащенный из сети щокур. Сырая, чуть подсоленная рыба — деликатес в здешних краях.
Маша рассказала, что окончила десятилетку и, возможно, пошла бы учиться дальше, но внезапно умер отец. Известный оленевод был. Вот и пришлось Маше стать хозяйкой в чуме при старой матери. Зимой они живут в Белоярске, а летом забирают малышей из интерната и приезжают сюда, на берег Щучьей. Старшие братья в это время оленей пасут в колхозных стадах, а она с меньшими управляется. «Чум у нас как дача,— шутила Маша.— И только кажется, что жить в нем неудобно. Натопишь, так теплее, чем в доме зимой бывает».
Я вспомнил, что ей просил передать привет Саша Диппель. Маша зарделась, заулыбалась, сказала, как же, помнит его. Попросила, если увидим его, тоже передать привет от нее и Васятки.
Мы попили чаю, отдохнули и двинулись дальше. Все семейство Лаптандер высыпало на берег нас провожать.
...Больше мне не пришлось быть на Щучьей. Добравшись до фактории, мы повстречали катер, который в тот же день уходил в Салехард. Серега решил, что оставшуюся работу они смогут доделать и без меня, и я отправился домой. И теперь, вспоминая свое путешествие по Щучьей, я прежде всего вижу ясный, солнечный день, светлый чум на берегу, семейство Маши Лаптандер и красиво расшитые меха, разложенные на траве. Вспоминаю и вездеходчика Сашу Диппеля, известного человека в ямальской тундре.
В. Орлов
Фото автора Фактория Щучья, п-ов Ямал
Соляной караван
Выход каравана назначили на 17 мая.
Старушка, мать Серхио, вынесла древнюю оловянную курильницу. Старший брат Хиларио с женой, прежде чем вьючить животных, выставили угощенье. Уселись полукругом.
Наконец трое караванщиков обнажили головы и опустились на колени. Вздымая дымящую благовонными травками курильницу, они заклинали богов охранить их в пути и посодействовать успеху путешествия.
Серхио — ему за пятьдесят — пришлось долгонько уговаривать своего зятя Хиларио. Тот, хотя и сетовал, что не придется ему податься, как обычно, на зимние заработки в Санта-Крус, согласился. Не портить же отношения с тестем!
Вдвоем они уломали и отца Хиларио — Грегорио. «Ты, мол, человек в этом деле опытный, сколько лет ходил с караваном». Грегорио поначалу отнекивался: «Ходить-то ходил, много лет ходил. Да три года назад продал все стадо, тридцать вьючных самцов». — «А кто лучше тебя знает тропы на плоскогорье? У кого давние «казейрос» в долинах?» Словом, уломали и Грегорио. Селение Пампа-Аульягас находится на берегу озера Поопо, что в двухстах километрах к югу от озера Титикака. Тут, на высоте 3600 метров, проживают около трех тысяч индейцев аймара. Холодное и засушливое плато позволяет им разводить лам и овец да выращивать немного картошки и квинои — небогатой зерновой культуры из рода лебеды. Но частенько и эту малость уносят засухи и заморозки. Так было и в это лето.
Хорошо, хоть соль от засухи не зависит. Теперь жителям Пампа-Аульягаеа придется зерно выменивать за соль у кечуа — жителей восточных долин. Так было, считают индейцы, всегда: когда есть нечего, отправляются в горы караваны.
Соль испокон веку привозили — неделя туда и обратно — с солончаков Уюни, что милях в шестидесяти от Пампа-Аульягаса. Привозили на ламах — единственном вьючном животном континента, способном довольствоваться скуднейшим кормом, разреженным воздухом и такими тропами, что и тропами-то не назовешь.
Вот и пришлось Серхио, Грегорио и Хиларио вспомнить древний горский промысел — снарядить караван соли.