Свободе и миру...
Нью-Йорк — Москва Максим Князьков Очерк иллюстрирован работами
Леонарда Пелтиера
Гвоздики не вянут
Я улетал из Лиссабона жарким июньским днем. Прощаясь с иностранными пассажирами, служащая аэропорта, словно сошедшая с рекламного проспекта, вручала каждому цветные буклеты. «Приезжайте к нам снова,— приглашали они.— Португалию невозможно узнать после одной поездки. Вы успели увидеть лишь малую часть того, что она вам может показать...»
А вот западная пресса в последнее время пишет о ней одними мрачными и унылыми красками: нация устала, погрузилась в апатию, утратила присущий ей оптимизм и веру в будущее. Чаще всего поводом для таких выводов и прогнозов является экономическое положение Португалии, ее политическая нестабильность. Действительно, промышленность и сельское хозяйство страны переживают далеко не лучший момент. По многим важным показателям национальная экономика плетется в хвосте западноевропейских государств, за что Португалию даже нарекли «Золушкой континента».
Да, кризисные явления крайне болезненно сказываются на жизни португальцев. Обездоленность, лишения, социальные контрасты порой прямо-таки бросаются в глаза: ребенок, спящий на земле, уныло протянутые за хлебом руки, лачуги из картона... И все же, проехав всю страну с севера на юг, духа всеобщего уныния, чувства безысходности в людях я не заметил. Португальцы строят дома и корабли, выращивают пшеницу и виноград, пекут ароматный деревенский хлеб «каркача», а во время фиест лихо отплясывают красочную «виру». «Золушка континента» не намерена всегда пребывать в темпом углу в перепачканном драном платье.
Но португальцы сознают, что для этого нужно много и упорно работать. Лишь в народной поговорке шутливо утверждается, будто только в Порту люди по-настоящему трудятся, в Коимбире только учатся, а в Лиссабоне заняты сплошными развлечениями. Нет, работают везде, в городе и в деревне, на севере и на юге. Если только есть работа. Если только есть земля.
Земля Катарины
Село Балейзао словно вымерло. Те, кто не в поле, затаились в прохладе затемненных от беспощадного солнца домишек. Даже детворы не видно на улицах. Лишь редкий автомобиль поднимет клубы красной пыли. И снова тишина. Вместе с моим новым другом Жозе я сижу в глубине полутемной таверны. Мелкими глотками потягиваем холоднющую — зубы ломит — воду, с нетерпением посматривая на входную дверь, откуда вот-вот должен появиться председатель местного сельскохозяйственного кооператива.
— Такие таверны на селе, по существу,— единственное место для общения людей,— говорит Жозе, уполномоченный региональной организации компартии.— Во времена Салазара мы проводили в них свои собрания: на виду у всех сидели, так что вне подозрений. Полицейский заглянет, а мы сразу наливаем в стаканы пиво, изображаем хмельные споры, а то и песню какую затянем. Мундир подойдет к стойке, хлопнет стаканчик дармового вина и уходит довольный: пьют деревенские мужики, значит, никакой крамолы на его участке быть не может. Ну а если что серьезнее, трактирщик был свой человек, предупреждал, и мы немедленно расходились по домам...
— Извините за опоздание — дела,— перед нами неожиданно вырастает коренастая фигура Антониу Кабесинья.
Он вытирает огромным платком потный лоб, садится за стол, наливает воду, сразу включается в разговор.
Антониу — здешний, из бедной крестьянской семьи. С детских лет батрачил в поле, потому и грамоту постиг лишь к четырнадцати годам. Впрочем, и у Жозе такая же незавидная судьба. Жил всегда впроголодь, вместе с родителями надсаживался на помещичьем поле.
— А как вы в партию пришли? — срывается у меня невольный вопрос.
— Коммунистами стали в армии, когда окончательно прозрели во время войны в далекой Африке,— отвечает Жозе.
Неважно, что один служил в Анголе, другой в Мозамбике. Оба они видели издевательства над африканцами.
Оба они не раз хоронили невесть за что погибших в джунглях своих деревенских сверстников — только в одном Балейзао двенадцать парней навсегда остались в африканской земле. Постепенно под влиянием служивших рядом коммунистов крестьянские парни стали менять взгляды на жизнь, на события, участниками которых были. Короче, после победы революции в апреле Антониу и Жозе домой вернулись убежденными членами Португальской коммунистической партии.
