Устроил Салев меня на окраине деревни, у самого леса, в новехоньком просторном доме, который один занимал совсем молоденький электрик Удо...
На следующее утро я решил сходить на тот самый причал, о котором мне когда-то писали рыбаки,— не знаю, но все эти годы, вспоминая остров, вспоминал почему-то и этот причал. Но прежде попросил Салева показать дом, где живет капитан порта.
Пришли. Дверь его оказалась запертой.
— Может, он в порту? Расписание кораблей составляет? — сыронизировал Салев, он хотел сказать, что порта еще нет, а начальник уже есть.
Салев свернул на дорогу, ведущую к его ферме, а я пошел напрямик к причалу.
Пройдя мимо школы, я увидел Антона Алтмяэ, студента-заочника Тартуского университета, и соседа Удо — он тоже жил один в новом доме.
На густо-зеленой лужайке перед школой, у старого дуба, Антон со своими семью учениками, как я потом узнал, вел урок русского языка, Со стороны можно было подумать, что взрослый играет с детьми в какую-то невзрослую игру.
— Тере пяэваст! — крикнул я Антону.
— Тере,— ответил он.— Подойдите, поговорите с моими учениками.
Не скрою, приближаясь к ним, я думал, как бы сначала заручиться доверием ребят. И нашелся: поздоровался с ними и сказал по-эстонски, что мой эстонский неважный, а потому давайте поговорим по-русски.
— Вот ты,— обратился я к мальчишке постарше, которого вчера видел у почты,— скажи мне, где мы с тобой встречались и что ты подумал обо мне? Скажи, а потом мы разберем, где в твоем ответе подлежащее, где сказуемое.
Урок прошел шумно. А потом мы всей ватагой пошли на пирс встречать судно, которое должно было прийти с Сааремаа. И тут на долгой для масштаба острова грунтовой дороге урок наш возобновился. Он продолжался и тогда, когда в бухту зашел и ошвартовался небольшой белый сейнер, и не кончился даже тогда, когда мы стали помогать разгружать судно, и ребята вдруг превратили разгрузку в предметный урок русского языка: старались перекричать друг друга, называли то, что брали в руки, и при этом смотрели на меня как на высший авторитет. А команда, не понимая, в чем дело, таращила глаза.
Сейнер доставил на остров хлеб, колбасу, сахар, для детей пепси-колу, для взрослых пиво и еще кое-что.
Увлекшись игрой с ребятами, я забыл было о причале рыбаков, а когда оглянулся вокруг, не сразу признал его: неужели это тот самый причал, подумал я, по обе стороны которого некогда стоял рыболовецкий флот? Я прошелся, ступил, и он закачался, запружинил под ногами. Где-то с середины он сползал к воде, а дальше из воды торчали связки бревен. Тут же недалеко виднелась над бухточкой полузатонувшая рыбацкая лодка.
Причал скулил на ветру, как тоскующий пес...
Похоже, пока люди покидали насиженные места, никому до причала дела не было, рассуждал я. Надо пожить, осмотреться и не забывать, что ты всего лишь гость, и чтобы твоя преданность таким, как Лизи Норман или Салев, не стала потом для них неудобной...
Окончание следует
Надир Сафиев
Хлеб и куклы
Подборка «Макетируем журнал» в № 6 за этот год вызвала немало предложений читателей. Анна Смирнова из Воронежа призывает нас писать больше о хорошем, что есть в жизни. «Какие проводятся везде дивные праздники,— пишет она,— карнавалы, цветочные парады — от зависти печень болит. Это вам не военные парады и не бумажные цветы на палочках дважды в год. Я прекрасно понимаю, что в мире больше страданий и нищеты, чем счастья и богатства, но давайте и то и другое хоть в равных дозах, а то ваш журнал заполонили нищие, убогие, несчастные... Плохого везде в избытке, а вы покажите, что есть хорошего!» Надо сказать, что «Вокруг света» всегда стремился давать на своих страницах как можно более полную и многокрасочную картину мира. Так что насчет «нищих и убогих» трудно согласиться. Отметим, что примерно в каждом четвертом номере журнала (мы не поленились поднять старые подшивки) рассказываемся о том или ином народном празднике. Вот и эта публикация о том же...