Парень с жадным любопытством смотрел на огонек спиртовки и на банку, в которой варился кофе. Запах этот его очень возбуждал: он смешно водил носом, вернее, ноздрями — только они и были видны, как если бы человек задрал голову и прижался к стеклу, расплющив ноздри.
Придется с ним поделиться чем-нибудь, подумал Альберт и, вытащив из спальника пустую банку из-под тушенки, бросил ее саскватчу. Тот упруго, как мяч, прямо из сидячего положения вспрыгнул, с кошачьей ловкостью поймал банку, понюхал, быстро облизал ее изнутри и скрылся. Вернулся тотчас же, ведя за руку сестру. Значит, и она была поблизости, но Альберт ее не видел. Молодая мисс села в отдалении. Остмен потягивал кофе, а парень, как обезьяна, копировал его жесты: держал горстью, всеми пятью пальцами подаренную банку и подносил ее к беззубому рту.
Допив кофе, Альберт сунул руку в мешок, ощупью нашел одну из банок с нюхательным табаком. Он открыл ногтем крышку, не торопясь взял щепотку, поднес к носу. Табака в этой банке оставалось немного, и, привстав, он кинул ее молодой самке. Та поняла не сразу. А когда яркая вещичка оказалась на земле около нее, схватила ее, растянула безобразный рот. Остмен даже вздрогнул от неожиданно резкого звука. Надо полагать, она засмеялась, но смех этот был скорее похож на визг — пронзительный, вибрирующей. Звук возник внезапно и так же оборвался. Она подергала выступающими челюстями, взмахнула рукой, в которой держала подарок, держа его всей пятерней, и исчезла.
Парень схватил свою банку, глянул на Альберта, гыкнул или всхрипнул, как бы обращая внимание на себя, и подбежал к ближайшей скале. Вытянув вверх, как победный кубок, руку с пустой банкой, он стал карабкаться вверх по отвесной каменной стене, цепляясь пальцами ног и одной руки.
Вот так же, очевидно, подумал Альберт, его папаша в ту ночь и спускался по этой стене вместе с мешком. И так же с гордым торжеством нес свою добычу. Сколько может весить он — плотный, здоровый, тридцатилетний, выше среднего роста, с ружьем и запасом консервных банок? В первый раз Альберт подумал о здешнем хозяине гор с уважительным удивлением.
В тот день оба самца сидели у камелька, зажженного Альбертом. Он заметил, что самки находились далеко, среди кустов, руками отрывая молодые побеги, и рылись в земле, что-то вытаскивали. Казалось, хозяйка примирилась с существованием Остмена. За все время она только раз пошла на него в наступление. Это было, когда все трое засиделись дольше обычного вокруг костерка. Их привлекал и огонь, и манера Альберта есть, и яркие банки, которыми он одаривал их по очереди. У Остмена оставалось три пачки галет, четыре банки мясных консервов, по одной рыбных и овощных и банка нюхательного табака.
Они все трое сидели вокруг Альберта: хозяин рядом, на особых правах, парень поодаль, а молодая мисс — та еще дальше. Вот тогда старая леди, люто взревновав или по другой причине, неожиданно подняла руки и, угрожающе скаля зубы — у них, у самок, не было клыков, таких, как у самцов, да и у тех были не клыки, а два удлиненных зуба,— ринулась на Альберта.
Схватив ружье, он вскочил, но старый мистер бросился к ней навстречу. Утробно бормоча, он увел ее.
Умиротворять. И тут Альберт понял, что избавиться от похитителя ему будет трудно — стрелять он не сможет, рука не поднимется.
Остмен не допил кофе, милостиво протянул саскватчу. Тот выхватил банку и одним махом опрокинул в себя остатки — в основном гущу. Вкуса, очевидно, и не почувствовал. Подобревший после еды и кофе, Альберт залез в рюкзак и вытащил банку нюхательного табака. Парень взвизгнул, а хозяин молча уставился на нее. Наверное, ему было обидно, что другая такая же банка досталась не ему. А первое лицо здесь он. Разве не он притащил на себе это живое чудо?
Альберт вынул из кармана футляр, щелкнул кнопкой, вытащил нож, ковырнул им крышку банки. Снова не торопясь вложил нож в футляр — за ним наблюдали. Отодвинул пальцем крышку в банке, взял щепотку табака, вдохнул его. Старый саскватч повернулся к нему всем телом, и Альберт протянул ему банку: мол, примите, сударь, щепотку, угощайтесь. Однако саскватч поскорей, пока человек не передумал, опрокинул содержимое в рот. Проглотил единым духом и вылизал банку изнутри, как он это делал с банками из-под свиной тушенки, сгущенного молока, консервированных овощей.