Перед парадом на совете командиров заграничных отрядов — а были еще униформированные группы из Англии и Западной Германии — мне предложили возглавить колонну, что поначалу показалось довольно странным, ведь мы тут новички. Потом понял почему — я же был одет в генеральский мундир и носил настоящую шляпу и форменную треуголку, расшитую галунами и по всем правилам украшенную перьями. И здесь нельзя не отдать должное удивительной скромности и исключительному благородству более опытных участников парада. Ведь любители военной истории с туманного Альбиона и с берегов Рейна носили французские мундиры только рядовых и унтер-офицеров...
Я был счастлив, когда наш отряд с честью выдержал нелегкое строевое испытание. Это можно было понять по лучащимся глазам и приветливым улыбкам суровых англичан — именно они и были в форме французских пехотинцев. Сержант Ла Флер, с которым теперь уже без труда удалось найти общий язык, признался, что больше всего они не любят «клоунов», то есть тех, кто рядится в театральные мундиры, но ничего не понимает в армейских артикулах и не умеет держать кремневого ружья (у нас были муляжи, так как музейные ружья не разрешают вывозить за границу). Теперь щепетильные англичане убедились, что мы не «ряженые», и охотно приняли нас в свое братство. Каждый из моих солдат обрел в этот день по две дюжины друзей.
...Под купол Дома Инвалидов, где покоится прах Наполеона, с волнением вступают русские, англичане и немцы — потомки непримиримых противников республики и империи. Звучат резкие слова команд. Повзводно выстраиваемся в центре огромного зала. В наступившей тишине раздается:
— Презанте возарм! На караул!
Лязгнули ружейные замки, затрещала барабанная дробь. Трехцветные знамена медленно склонились над покоившимся под полом саркофагом из карельского мрамора, подаренного Россией.
Вдруг барабаны умолкли. На минуту в огромном зале воцарилось гробовое молчание. Но — взмах сабли, и могучие своды сотрясло громовое:
— Вив лэмпрёр! Да здравствует император!
Олег Соколов, президент Всесоюзной федерации военно-исторических клубов Париж
Шесть сезонов и вся оставшаяся жизнь
Сорокалетний художник Савицкий приехал в далекий Нукус в 1956 году. Приехал навсегда, оставив Москву, квартиру на Арбате, друзей и знакомых. Через десяток лет Игоря Витальевича знала вся Каракалпакия. Когда он умер (это случилось в 1984 году), местные жители хотели похоронить его на мусульманском кладбище...
В свое время имя Савицкого встречалось мне в книгах о Хорезмской экспедиции, слышала я его и от знакомых художников, и от экспедиционников, чей маршрут проходил через Нукус, но память как-то не задержалась на нем. Когда же весной 1988 года в Москве, на Гоголевском бульваре, открылась выставка «Забытые полотна» из собрания Нукусского музея искусств и я, ошеломленная обилием незнакомых талантливых имен, кинулась расспрашивать о создателе этого музея,— было уже поздно.
Здесь же, на выставке, я узнала — об этом говорили уже открыто,— как Савицкий ходил по мастерским, разыскивал родственников умерших художников, приходил в дом, сам доставал с антресолей сваленные в кучу холсты, сам мыл полы, чтобы разложить картины (у вдов уже недоставало сил на это)— отбирал, покупал, зачастую на свои деньги, и увозил в Нукус.
Когда Савицкий появлялся в Москве, художники передавали друг другу: «Савицкий приехал... Савицкий приехал...» Для многих это означало — пришла помощь, дружеская поддержка. Те, кто еще не знал Савицкого, прежде чем отдать свои картины, спрашивали:
— Ему можно верить? Ответ был всегда один:
— Можно.
Он приобретал и сохранял то, что могло уйти в небытие или за рубеж — картины художников-авангардистов, которых в те годы официальное искусство не признавало.
Что же привело Савицкого к мысли собрать работы художников, отторгнутых жестоким временем? Было ли это просто увлечением или — выражением гражданской позиции человека, который нашел в себе силы не только иметь ее, но и защищать? Как и когда он стал своим в Приаралье — среди каракалпаков, узбеков, казахов? И вообще, что это был за человек, способный к столь резким переменам в жизни? С «Забытых полотен» началось мое путешествие по следам Савицкого, к его коллегам и друзьям, которых, к счастью, осталось много, как и добрых воспоминаний об этом человеке.