Поэтому они и оставили записку Хайрэму. Если возникнут трения с законом, письмо и телеграмма помогут доказать, что Джерри и Алан не имели намерения действительно стать соучастниками контрабандистов. С другой стороны, если все пройдет хорошо, Лемюэль заберет у Гэлуэя первую партию груза, Алац и Джерри — вторую, а потом они втроем вернутся в Нью-Йорк и скажут Хайрэму, что Гэ-луэй так и не появился.
Вот как странно получается в жизни. Однако это, с удовлетворением подумал Джерри, еще одно свидетельство нашего ума и утонченности. Умеем действовать в сложных обстоятельствах! Не то, что этот мужлан Лемюэль.
Может,, он и предан делу спасения древностей, но в общем и целом...
По проходу двигался какой-то мужчина. Лет сорока на вид, не очень высокий, но крепкий, с бычьей шеей, седым ежиком на крупной голове, с хитрой физиономией. Губы были плотно сжаты, маленькие поросячьи глазки смотрели холодно и колко. У мужчины были такие мускулы, что, казалось, мешали ему ходить. Замшевый пиджак на тяжелых плечах трещал по швам.
Джерри обратил на него внимание лишь потому, что этот человек в упор рассматривал его. Казалось, Джерри чем-то взбесил его. Не в силах отвернуться, Джерри сидел неподвижно, от волнения начав дышать ртом.
И вдруг над верхним карманом пиджака мужчины что-то сверкнуло.
Жетон! Полицейский!
Они все знают!!!
— Я хочу домой! До... — Джерри икнул, — мой!
Его стало выворачивать наизнанку.
Воскресшая из мертвых
Кэрби несколько минут смотрел, как индейцы заворачивают Чимальманов в газеты, потом отправился на улицу, где ярко светило солнце и сидел мрачный, как туча, Иносент.
— Ну что, Кэрби? — спросил Сент-Майкл, поднимаясь со своего трона.
— Что — «что»?
— Тебе еще не надоело все это?
— Я почему-то не вижу никакой Валери.
Издалека время от времени доносились крики Розиты, звавшей девушку.
— Они ее найдут, — немного раздраженно сказал Кэрби. Со вчерашним Иносентом было куда проще.
— Уже почти полдень. Она уже не вернется, и мы оба это знаем. Кончай спектакль, Кэрби.
— Ты же вчера говорил, что веришь мне.
— Я вчера говорил и много другой чепухи. Нервы сдали, заработался. Я-то думал, меня на век хватит,— он сердито взглянул на Кэрби. — А тут еще умники вроде тебя приходят и все время дергают, дергают!
— Чего же они с тебя надергали? Вроде меня — землицы?
— Чем ты занимался на этой земле, Кэрби? Вот где корень всех бед! Та земля, — он махнул рукой в сторону бесплодного холма,— не стоит и кучи дерьма, Кэрби!
— Ты пел другую песню, когда продавал ее мне.
— Что ты там делаешь, Кэрби? Что это за чертова история с храмом?
Кэрби сделал шаг назад и, склонив голову набок, настороженно оглядел Иносента.
— С каким храмом?
— Это я тебя спрашиваю, черт возьми! Таскаешь сюда американцев, заливаешь им про храм, а храма никакого нет!
— Совершенно верно.
— Валери приезжает ко мне, говорит, что компьютеры в Нью-Йорке предсказали существование храма на твоем участке, и заявляет, что хочет поехать посмотреть. Вот с чего все началось, Кэрби. Мне захотелось узнать, чем ты занимаешься.
— И ты подослал Валери Грин.
— Она все равно направлялась сюда, так что это неважно.
— Важно то, что ты дал ей своего подонка-шофера.
— Я горько сожалею об этом, Кэрби, но ты виноват не меньше моего.
— Что?
— Мне надо было узнать, что происходит. А это — единственный водитель, которому я мог доверять.
— Доверил, нечего сказать!
— Кэрби, пора выкладывать правду.
— Так и выкладывай.
— Тебе пора. Я знаю, что бедная Валери мертва, но не ты убил ее. Это сделал мой собственный шофер. Он сбежал, так что хватит валять дурака, Кэрби.
— Я и не валяю, Иносент, честно.
— Не произноси слов, смысл которых тебе непонятен,
Кэрби. Я больше не злюсь на тебя. Только признайся, что это — твоя очередная проделка, и мы разъедемся по домам.