Беатрис покачала головой.
— Не стоит, Пабло. Это небезопасно. Тут тетя Клара. Иди.
Пабло шагнул вперед, кляня эгоизм сестры. А Беатрис закрыла дверь и задвинула засовы, отгородившись от Пабло и его отношения к жизни.
Глава 36. Те Деум
«От короля и королевы дону Кристобалю Колону, их адмиралу Моря-Океана и вице-королю и губернатору островов, открытых в Индии».
Конверт с такой надписью вручил Колону королевский посыльный на следующее утро после прибытия адмирала в Севилью. Остановился он во дворце графа Сифуэнтеса, который принял его с почестями, оказываемыми только царственным особам.
Сама по себе надпись на конверте указывала на более чем доброжелательное отношение к нему правителей Испании. Никогда раньше королевское письмо подданному не содержало столь теплых слов благодарности, признания неоплатного долга, в котором оказалось перед моряком государство. Ибо его фантазии обернулись реальным и огромным, бесконечно богатым миром, над которым засияла корона Испании. Но Колон знал себе цену и не раздулся от гордости, получив это письмо. Если оно и льстило его самолюбию, внешне он ничем этого не выдал. Его дела прославили его, и в глазах мира он стоял едва ли не выше королей.
Письмо не ограничивалось одними комплиментами. Их величества просили Колона поспешить в Барселону, чтобы из его уст услышать о новой империи. Ему предлагалось незамедлительно начать подготовку новой экспедиции в Индию, и казначейство, с которым он недавно спорил за каждый мараведи, на этот раз предоставляло ему неограниченный кредит. Заканчивалось письмо заверениями в ожидающем его теплом приеме и обещаниями новых титулов и почестей.
До Барселоны Колон добрался в середине апреля, и по всей Испании его чествовали как возвращающегося с победой римского императора.
Но торжества в Барселоне по размаху не знали себе равных. На подъезде к городу Колона встретила кавалькада придворных, среди которых были и самые титулованные гранды. Триумфальные арки, украшенные гобеленами балконы, грохот орудий, цветочный дождь отмечали его продвижение от городских ворот до дворца.
Их величества ожидали его в главном зале под навесом из золотой материи. Тут же собрался весь двор: гранды Испании в бархате и парче, рыцари Калатравы и Сантьяго, прелаты в лиловых сутанах, кардинал Испании, весь в алом, военачальники выстроились по обе стороны навеса. Придворные дамы встали за спиной королевы и справа от нее.
Трубачи возвестили о прибытии Колона, и придворные возбужденно загудели.
Два служителя отдернули гобелены, закрывающие ведущую в зал арку; и Колон выступил вперед, высокий, с гордо поднятой головой. Бесстрастное его лицо скрывало внутреннее волнение. Одет он был в роскошный красный камзол, отороченный собольим мехом.
На мгновение застыл на пороге, сосредоточив на себе взгляды всех, кто находился в зале.
Не отрывала от него глаз и прекрасная маркиза Мойя, стоявшая за спиной королевы. Она гордилась успехом человека, который, будь на то ее воля, принадлежал бы ей душой и телом. У Сантанхеля даже затуманился взор. Колон с блеском оправдал его надежды и ожидания. А около принца Хуана широко улыбался высокий для своих двенадцати лет юноша, Диего Колон, в последние недели купавшийся в отсветах славы своего великого отца.
Выдержав паузу, Колон направился к навесу, и тут произошло событие, никогда прежде не виданное даже старейшим из придворных. Их величества поднялись, чтобы встретить Колона стоя.
Колон ускорил шаг, взлетел на возвышение под навесом, где и преклонил колено, чтобы поцеловать протянутые ему королевские руки, под доброжелательными взглядами их величеств. Эти же руки незамедлительно жестами подняли Колона. Королева повернулась к Фонсеке, стоявшему рядом с возвышением для королевской четы.
— Дон Хуан, — и последовали невероятные слова:— Будьте так добры, принесите стул для дона Кристобаля.
Желтое лицо Фонсеки пожелтело еще больше, чуть навыкате глаза сверкнули злобой. Мало того, что этот иноземный авантюрист будет сидеть в присутствии их величеств, так еще его, потомственного кастильского дворянина, заставляют, как лакея, принести стул. Но дону Хуану не оставалось ничего иного, как проглотить свое негодование и исполнить королевскую волю.
— Пожалуйста, садитесь, дон Кристобаль, — улыбнулась королева и сама опустилась на трон. Тут дрогнул даже Колон.
— Слишком большая честь, ваше величество, — отклонил он предложение королевы.
Но ее поддержал король Фердинанд.