Весь день кусок не шел в горло, я все думал, что же делать дальше. Но так ничего и не придумал, когда вдруг услышал пение. Это возвращался Куик. Укрывшись в зарослях, я наблюдал за ним. На голове он нес какой-то узелок, и, лишь когда приблизился к берегу, я вышел из своего укрытия. С улыбкой он протянул мне сверток, выбрался на берег и направился к хижине. Я поспешил за ним.
— Хорошие новости, Папийон. Шоколад вернулся. Лодка пока не продана. Говорит, в нее можно загрузить хоть полтонны — не потонет. А этот сверток, что ты несешь, — это мешковина. Из нее можно сделать парус и кливер. Завтра пойдем вместе, принесем остальное. Заодно и лодку посмотришь, — все это он говорил, не оборачиваясь. Шли мы цепочкой: впереди поросенок, за ним Куик-Куик и последним я. Похоже, пока он не собирается засовывать меня в угольную кучу, раз хочет, чтобы завтра мы шли смотреть лодку, и уже тратит деньги, отложенные для побега. — Смотри-ка, а куча почти погасла! Дождь, черт бы его побрал. Ничего удивительного, когда кругом сплошная мокрота!
Однако он не завернул к куче, а проследовал прямо в хижину. Я не знал, что говорить и как себя вести. Притвориться, что ничего не видел? Глупо. Ведь куча всего метрах в двадцати пяти от хижины, а я болтался вокруг да около целый день.
— Э-э, ты что же, дал огню погаснуть?
— Да. Не заметил.
— И что, ничего не ел?
— Нет. Не хотелось.
— Что, заболел, что ли?
— Нет.
— Тогда чего суп не ел?
— Присядь, Куик-Куик. Надо поговорить.
— Давай сперва разведу огонь.
— Нет. Я хочу поговорить с тобой прямо сейчас, пока светло.
— А что случилось?
— Там, в куче, — трое мертвецов. Угли размыло, и их очень хорошо видно. Что ты на это скажешь?
— Ах, так вот почему ты такой хмурый! — И он как ни в чем не бывало взглянул мне прямо в глаза. Увидел и тут же заволновался. — Что ж, я тебя понимаю, это естественно. Просто везенье, я считаю, что ты не воткнул мне нож в спину по дороге... Слушай, Папийон, те трое были доносчики, шпионы. Примерно с неделю назад, точнее дней десять, я продал Шоколаду довольно много угля. Китаец, которого ты видел, помог перевезти мешки с острова. Непростое это было дело: мы связали мешки веревкой и тащили их за собой по болоту волоком. Ладно, короче — между островом и протокой, где стояло каноэ Шоколада, осталось полно следов. Некоторые мешки оказались старыми, разорвались, и из них сыпался уголь. Тут-то нас и начали выслеживать. Шастали вокруг да около — я понял это по крикам птиц и животных, они всегда так кричат, когда кто-то ходит в джунглях. А потом увидел одного, он меня не заметил. И тогда я переправился на ту сторону, обошел его сзади и подкрался. Он даже не увидел, кто его пришил. А поскольку я знал, что брошенное в болото тело через несколько дней обязательно всплывет, то затащил его сюда и бросил в кучу.
— Ну а другие двое?
— Это было за три дня до твоего появления. Ночь стояла темная и какая-то уж очень тихая. Эти двое стали обходить болото, как только стемнело. Ветер дул в их сторону, и один время от времени кашлял от дыма. Поэтому я все время знал, где они находятся. И вот уже перед рассветом рискнул и переправился туда, где слышал кашель. Короче: первому перерезал глотку. Он и пикнуть не успел. А другой, с ружьем, облажался — дал мне возможность его увидеть, — сам он в это время старался рассмотреть, что там творится на острове. Я в него выстрелил, но потом понял, что не убил. И ударил ножом прямо в сердце. Вот и все, Папийон, что касается этих покойников. Двое были арабами, третий — француз. Думаешь, просто идти по болоту с трупом на спине? Тяжелые были, черти... Прямо замучился. Ну, в конце концов все оказались в той куче.
— Это правда?
— Да, Папийон. Клянусь, все так и было.
— Но почему же ты просто не бросил их в болото?
— Я же говорил: болото не принимает мертвецов. Как-то раз видел, как олень туда свалился, а через неделю снова всплыл. Потом их начинают жрать грифы. Объедают до костей, но на это нужно время. А грифы все летают вокруг да кричат и привлекают внимание. Клянусь, Папийон, тебе нечего меня бояться. Вот, хочешь? Бери ружье, может, тогда
поверишь?
Меня так и подмывало взять ружье, но я сдержался и как можно более спокойным и естественным тоном произнес:
— Нет, Куик-Куик. Я здесь потому, что знаю: я с другом. И ничуть тебя не боюсь. Но завтра ты должен их сжечь дотла. Как знать, что тут будет, когда мы покинем остров. Я не хочу, чтоб меня обвинили в убийстве трех человек, даже когда меня здесь уже не будет.
— Ладно. Завтра сожгу. Да ты не беспокойся, никто сюда не полезет. А если и полезет, тут же утонет, это я точно тебе говорю.