Впрочем, я, как и обещал, уступаю место Пьеру Жийяру.
«Классная комната в Царском Селе. Я только что закончил урок с Ольгой Николаевной и в одиночестве ожидал свою вторую ученицу, Татьяну Николаевну, когда отворилась дверь и вошла девочка с преогромной книжкой в руках, совсем еще дитя. Она не без усилия водрузила свою ношу на стол и затем, подав мне руку, сказала по-русски: «Я тоже хочу учить французский». Не ожидая моего ответа, она вскарабкалась на стул, устроилась там на коленках, раскрыла свою книжку и, ткнув мизинчиком в огромного слона, нарисованного на странице, спросила: «Как это будет по-французски?» Лев, тигр... короче, все твари Ноева ковчега, чистые и нечистые, предстали передо мной. Я включился в игру, очарованный той невозмутимой серьезностью, которую она внесла в этот свой «первый урок». Снова открылась дверь, и на сей раз появилась уже Татьяна Николаевна. Моя маленькая посетительница резко захлопнула книгу на боа констрикторе и спрыгнула на пол. Протянув мне прохладную ладошку, она сказала совсем тихо: «Я завтра приду опять», и исчезла, прижимая к груди свой альбом.
Так я познакомился с Анастасией Николаевной. Ей было тогда четыре с половиной года. Правда, на другой день урок наш так и не состоялся...
Прошло несколько лет, и в 1910 году Анастасия стала моей ученицей. Ей минуло тогда восемь лет, и я редко встречал у кого-нибудь в этом возрасте такую тягу к знаниям. Она прекрасно запоминала со слуха, и успехи ее были замечательны. Она играя заучивала все, прозу и стихи, и, поскольку произношение у нее было безукоризненное, говорила она блестяще. Осенью 1913 года я был назначен воспитателем к цесаревичу и перебрался во дворец. С этого времени я стал замечать, что прилежание Анастасии Николаевны начало исчезать, мало-помалу она сделалась очень ленива. Я был в отчаянии, мои коллеги тоже: а ведь до сих пор занятия с ней приносили нам только радость... Она была ненамного старше своего брата и поэтому общалась с ним и со мною гораздо больше, чем со старшими детьми. Она часто прибегала в мой рабочий кабинет с каким-нибудь пустяковым вопросом; иногда она врывалась с горящими щеками, дрожа от возмущения, и пересказывала мне на своем милом французском все маленькие драмы своей детской жизни: иногда ей необходим был кто-нибудь, кто сумел бы разделить ее радость, которую она не в силах была держать в себе ни секундой более.
Самыми характерными чертами ее были естественность и необыкновенная простота. Она была весьма шаловливым ребенком. Она очень любила подмечать в людях смешные черты и изображала их затем с удивительным комизмом, но с возрастом стала серьезнее.
Я никогда не замечал в ней ни малейшей сентиментальности, склонности к меланхолической мечтательности, даже в том возрасте, когда девушки так легко заражаются этим недугом. Она была душой большого дома, и даже самые угрюмые лица прояснялись при ее появлении, не в силах сопротивляться ее непредвиденным шуткам и неизменному веселью. Она была очень шумной, иногда даже утомительно шумной. Любое впечатление, каждое чувство она выражала немедленно; вся она была в движении и в действии. Даже в 16 лет она походила скорее на резвого жеребенка, сбежавшего от хозяев и опьяненного радостью жизни... И ее любили, невзирая на недостатки, а, может быть, и благодаря им, ибо в этом ребенке чувствовалось неуловимое очарование непредсказуемости, свежести, жизненного веселья, естественности и простоты...
Вот письмо, которое она написала моей жене 4 августа 1915 г.; это маленькая хроника дворцовых событий:
«Ну вот! Фотографии готовы; я посылаю вам, а вашей матери — ту, где вы пьете чай. Здесь все время идет дождь, просто ужас какой-то! Ужасно холодно, ветер, и погода самая отвратительная. Да к тому же вчера и сегодня приходил господин Кострицкий /зубной врач.— А.Д./, мне, правда, не было больно, но все же... Сегодня был всего один урок, потому что господин Жийяр должен был ехать в город; я, разумеется, была ужасно рада. В воскресенье были крестины Екатерины Ивановны /дочери князя Иоанна Константиновича. — А.Д./; она вопила не переставая, это кошмар. Папа и наша старая тетя Ольга /королева Греции,— А.Д/ были крестными.
Вчера тетушка Ольга /великая княгиня Ольга, сестра Николая П.—А.Д./, душка, приезжала к нам, но ненадолго всего с 3-х до 6-ти часов; она рассказала много интересного; она очень загорела и немного похудела. Вернулась Татьяна Андреевна, не к нам, а в Стрельну, тетя /Ольга.— А.Д./ сказала нам, что она очень устала.