«Где и на каком месте, собственно, находился гроб Александра Великого, Серапеум, Музеум и прочее, нельзя утвердительно сказать, и тщетно затруднение сие старались решить многие путешественники до моего там времени. Особливо англичане, отважные и неутомимые в достижении цели своей...»
К нам тут же подрулило «лицо» из тех двух, последних.
— Кожа-сумка-золото-серебро-куртка, — на одном дыхании выпалило оно.
— How much? — не задумываясь, отпарировал Вячеслав. — Сколько?
— Фабрика,— последовал ответ. — Очен дешев.
При слове «фабрика» Слава заметно воодушевился.
— Они хотят повезти нас на какое-то производство, здесь недалеко, и, если будем брать оптом, отдадут со скидкой. Нужна команда. Еще трое — минимум, — перевел он мне с арабского.
Луноликий юноша ободряюще посматривал на нас. «Ну же, решайтесь!» — говорил его взгляд.
Мне такое приключение было по душе. В конце концов, могилу Александра я все равно не найду, а катакомбы и так описаны.
— Идем искать людей! — заявили мы. — Завтра поедем?
— Можно. (Он произносил «можьно», и это слово было ответом на любой вопрос, в магазин ли мы намеревались ехать или на пляж — везде и всюду было «можьно».) В девять. Здесь. Пять. — И он растопырил коричневую ладонь.
Ну вот, а мы думали погулять. Пришлось идти в гостиницу за девушками. Три омички (среди них оказалась та самая несговорчивая Людмила) проявили понимание, и поутру после завтрака наша пятерка бодро уселась в поданный к подъезду «пежо».
— Хасан, — представился гид. Честно говоря, я именно так и подумал.
— Едем фабрика кожа-сумка.
Возражении не последовало.
Надо сказать, что расположение улиц в Александрии довольно своеобразно. Куда бы вы ни поехали, вам все равно придется выбираться на набережную и мчаться по ней в одну сторону, потом нырять в город, кружить там и снова выезжать к морю. Дело в том, что на набережной — одностороннее движение, причем на одном участке в несколько километров — в одну сторону, а на другом — в противоположную. Очень удобно. Если учесть, что правила здесь, как и везде в Африке, не соблюдаются вообще, то можно представить, какое волнение охватило нас, как только мы тронулись.
«Новая Александрия нечто больше, как подлинная бедная сирота, получившая в наследство одно имя отца своего. Пространные некогда пределы ее стеснены в небольшом токмо перешейке, меж двух гаваней. На месте величественных капищ суть простые мечети; на месте правильных роскошных отважных зданий уроды архитектурного искусства. Превосходные успехи торговли и богатство жителей переменилось в самую крайнюю нищету... И есть только пристань, к выгружению служащая...»
Переполненная машина с невероятной скоростью, издавая беспрерывно сигналы, маневрировала в опасной близости от бордюра набережной, за которым были — довольно далеко внизу — лишь острые камни да соленая пена прибоя. При этом водитель (Хасан сидел рядом с ним) то и дело усматривал в толчее движения знакомых шоферов и указывал им пальцем на наших девушек. Одну из них, естественно Наташу, Хасан полюбил особенно и усадил рядом на переднем сиденье, ласково выговаривал ее имя и закинул руку назад, как бы полуобнимая ее.
Им это было очень важно — сидеть рядом с белой девушкой и покровительствовать ей, чтобы это видели их знакомые соотечественники. А кожаные вещи — это потом, это не уйдет.
Покрутив по закоулкам и насигналившись вдоволь, «пежо» завернул в какую-то совсем немыслимо узкую щель и, буквально скрежеща крыльями о стены, протиснулся к воротам фабрики. Снаружи все это смахивало на шарашкину контору, но на Востоке все предприятия такие, и опасаться не стоило. Хасан чувствовал себя здесь как дома. Быстро переговорив с толстой арабкой, он увлек нас на второй этаж и оставил в комнате, по стенам которой на стеллажах были навалены всевозможные сумки.
— Искусственная кожа! — строго сказала Людмила. — Пусть несут настоящую.
Что и было безропотно исполнено.
Понемногу кучка на полу росла. Поняв, что имеют дело не с полными профанами (я благоразумно молчал), служащие принесли самые лучшие вещи. Цены девушек пока не интересовали, это потом. «Наверное, так надо, — подумали мы. — Чем больше наберем, тем больше скостят».
Наконец количество сумок, кошельков и прочего стало совсем уж астрономическим, слой изделий местами доходил нам до пояса.
— Давайте считать! — наконец высказала пожелание третья девушка, Надежда, и выхватила калькулятор. Толстая арабка назвала цены на арабском, Хасан перевел, и с быстротой молнии были обсчитаны все пятьдесят две сумки, три десятка поясов и семь кошельков из крокодиловой кожи. Получилась некая сумма, которая показалась сибирячкам слишком высокой Начался торг не на жизнь, а на смерть. Создавалось впечатление, что сейчас все разругаются, подерутся и нас выдворят из страны в 24 часа. То и дело кто-то из девушек оборачивался к нам, стоявшим потупив взоры чуть поодаль, и вопрошал, сверкая глазами: «Как будет дорого?» — и тут же: «Как будет дешево?», «Как будет много?», «Как будет мало?» И вдруг: «Bad quality!» — одна из наших пошла на крайнюю меру, дозволенную неписаными законами русско-египетского торга.