Видимость была не ахти какая, тем не менее часа через два Андре объявил, что видит землю на юго-юго-западе.
Это не была галлюцинация. Мы видели невооруженным глазом остров, покрытый льдом.
Стены нашего домика были подняты уже на полметра, и мы со Стриндбергом прервали работу.
Никакого сомнения: впервые за два месяца показалась земля. Мы прикинули, что до нее километров десять.
Такое событие стоило отметить. Я подстрелил несколько чаек. Мы изжарили их на тюленьем жире и выпили по кружечке сладкого малинового сока.
— Это, должно быть, остров Нью-Айсленд (1 На современных картах — остров Белый.), он лежит между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа, — сказал Андре.
Других вариантов не могло быть.
— Мы продвинулись больше градуса по широте, — добавил он.
— С каких пор? За какое время?
Андре рассмеялся.
— Больше градуса продвинулись, — повторил он. — Плевать, за какое время. Главное — дрейфовали быстро. Дрейфовали на юг.
И в эту ночь я проснулся из-за него Видно, сон у меня стал чутким.
Выбравшись из спального мешка, он растирал икроножные мышцы, вытягивал ноги, снова сгибал, ворочался с боку на бок. Наконец прекратил массаж, встал на колени, порылся в аптечке, проглотил что-то и запил снеговой водой.
Немного погодя я спросил:
— Как себя чувствуешь?
— Жарко.
— Принял бы немного морфия или опия, — сказал я.
— Обойдусь без лекарств. Я раскурил трубку.
— Послушай, — сказал я. — Этот твой ярус с булавками... Когда я был мальчишкой, я ловил в ручье форель самодельной удочкой. Простая нитка, крючок из булавки. Но мы уже взрослые, и кругом полярное море. Не дети, а трое взрослых. Вместо новых самозарядных винтовок у нас два древних гладкоствольных ружья. Даже настоящей рыболовной снасти нет. Нет сети, только самодельный ярус с гнутыми булавками вместо крючков. Море кишит рыбой, а у нас даже сети нет.
Андре ничего не ответил. Он спал. Спал, часто дыша открытым ртом. Я накрыл его одним из наших одеял.
Восемнадцатое сентября. Мы заспались, нас разбудил отнюдь не музыкальный звук, извлеченный Стриндбергом из моего охотничьего рога. Андре и я выбрались из палатки.
Стриндберг укрепил флаг на багре и воткнул его в лед. Полотнище колыхалось на слабом северном ветру. Он крикнул «ура!» в честь короля Оскара II, и мы хрипло вторили ему.
Праздник — двадцать пять лет со дня восшествия на престол короля Оскара.
Хорошая погода, воздух сухой, два-три градуса мороза, редкая облачность, высокое небо.
— На скрипке у меня получается лучше, чем на охотничьем роге, — сказал Стриндберг.
Мы плотно позавтракали — тюленина и жидкий кофе. Наелись так, что потом часа два валялись на спальном мешке и дремали. Только пополудни мы со Стриндбергом снова взялись строить.
Среди дня Андре удалось подстрелить тюленя.
— Провиант еще на три-четыре недели, — отметил он.
Следующий день: четыре градуса мороза, слабый северный ветер.
Нас несло мимо северо-восточной оконечности Нью-Айсленда в каких-нибудь двух километрах.
Мы со Стриндбергом продолжали рьяно трудиться.
Андре бродил по льдине, занимаясь научными наблюдениями. Во второй половине дня он подстрелил еще двух тюленей и морского зайца. Теперь у нас был запас до конца февраля.
Кровь тюленей собрали в пустые банки и в два полотняных мешочка.
Обойдя с востока остров, мы медленно дрейфовали на запад. Несколько раз обсуждали, не попробовать ли нам добраться до острова, но так и не договорились.
Дрейфуя в общем на юго-запад, мы могли рассчитывать, что достигнем северо-восточной земли Шпицбергена. А остров Нью-Айсленд — всего лишь обросший льдом клочок земли в Ледовитом океане.
К тому же наша роскошная постройка на льдине близилась к завершению. Нам опостылела палатка: ни встать, ни пройтись, только лежать.
Андре измерил толщину льдины и установил, что она, исключая крупные глыбы, достигает почти полутора метров.
— Тебя это устраивает? — спросил я.
— Не знаю, — ответил он.
Во второй половине дня отказал примус. Примус, который безупречно работал с тех самых пор, как мы сели на лед.
Мы со Стриндбергом продолжали строительство. Стены росли, смерзались, становясь — я повторяю — прочными, как кирпичная кладка. Мы затащили добытых тюленей в кладовку, не дожидаясь, когда будет готова крыша. Вечером опять возились с примусом, пламя фыркало, металось, гасло, снова вспыхивало и опять гасло.
Вдруг появился белый медведь. Стриндберг заметил его, когда тот подошел к самой палатке. Андре и Стриндберг выскочили наружу, толкая друг друга, и выстрелили — оба мимо.