Мне лично очень хотелось бы присутствовать на том аукционе и заявить претензию на Фолклендские острова от имени Международного союза по охране фауны и флоры. Ведь сделаны же Галапагосские острова международным заповедником. На 51—53 градусах южной широты предпосылки для этого ничуть не хуже. Из Британской колонии архипелаг превратится в колонию Пингвинов — вот, на мой взгляд, самое разумное решение проблемы.
Иногда бывает трудно докопаться до первоначального источника своей привязанности. Но что касается пингвинов, корни любви к ним надо искать в естественных науках, и главное — в библии моей юности — книге Свена Хедина «От полюса к полюсу». Пингвины на фотографиях были такие забавные в своих нарядных фраках. В кино люди хохотали над пингвинами не меньше, чем над обезьянами. Но пингвины были всегда окружены снегами и айсбергами, а снега и у нас в Хельсингланде было больше чем достаточно. Нет, эти птицы не смогли тогда соблазнить меня всерьез... Неведомые джунгли жаркой Африки таили фауну, которая казалась мне более привлекательной.
И все же настал такой день, когда я принял окончательное решение получше познакомиться с этими необычными птицами. Это произошло после того, как я увидел в цирке выступление дюжины гумбольдтовых пингвинов. Под руководством дрессировщика пингвины дали великолепное представление, свидетельствующее об их уме и врожденном чувстве юмора. Они плавали наперегонки; прыгали с вышки; катались по ледяной дорожке; столпившись вокруг стола, дружно поедали сельдь. Пели хором. Если в программе что-то случайно менялось, они громко протестовали. Они щипали дрессировщика за штаны, когда тот забывал, что победитель имеет право дернуть за веревочку, чтобы зазвонил колокольчик.
После этого мне захотелось узнать, так же ли приятно знакомство с пингвинами в их естественной среде, где они не подчиняются выдумкам человека, делающего -бизнес. Единственное место, где я мог это выяснить, познакомившись сразу с пятью видами пингвинов, были Фолклендские острова.
Первыми из европейцев, увидевшими пингвинов, были, очевидно, Васко да Гама и его матросы, которые в 1499 году плыли в Индию. Неизвестный летописец записал в путевых заметках, когда судно обогнуло мыс Доброй Надежды: «Мы увидели птиц, они были большие, как гуси, а крик их напоминал крик ослов. Улететь с южного берега Африки они не могли». Однако интерес к птицам в те времена был не настолько велик, чтобы он мог толкнуть на серьезное исследование.
Во время кругосветного путешествия Магеллана в 1519 году наблюдательный итальянец Антонио Пигафетта написал в своих заметках, что по берегам Южной Америки они видели «множество странных гусей, которые держались вертикально и не умели летать». Немного позже он уже пишет о них как о пингвинах: у них на теле был толстый слой жира, а жир по-латыни «пингвис». Лишь в 1758 году пингвины удостоились настоящего научного исследования. Оно было проделано Карлом Линнеем, который дал южноафриканскому очковому пингвину название сфенисеус демерсус, что в переводе означает: «погруженный в волны небольшой клин». Так остроумно Линней выразил в названии и образ жизни, и форму тела этой птицы.
Триста лет спустя после первой встречи с пингвинами, описанной Пигафеттой, тем же курсом плыл «Бигль». На борту находился молодой естествоиспытатель Чарлз Дарвин, который, конечно, оставил очень яркое описание пингвинов, живущих на Фолклендских островах.
В то время как естествоиспытатели изучали колонии пингвинов, охотники на китов и тюленей безжалостно опустошали их. Особенно плохо пришлось королевским пингвинам, у которых слой жира достигает двух сантиметров. В 1867 году одно акционерное общество хвастливо сообщило, что его суда доставили домой 200 тысяч литров пингвиньего жира, то есть это означает, что было убито почти полмиллиона птиц. Сбор яиц велся без всякого учета; поблизости от столицы архипелага Стэнли в одной только колонии пингвинов в 1871 году было собрано не меньше 25 тысяч яиц. Урожай 1952 года насчитывал уже всего тысячу штук...
Когда читаешь труды профессора Бернарда Стоунхауза, самого крупного авторитета по пингвинам, становится ясно, что изучение этих птиц дарит ученому много радости, ибо он все время находится в общении с существами, столь сходными с гомо сапиенс. Вот что он пишет: «Из-за вертикального положения пингвинов и их невозмутимо важного вида к ним трудно относиться серьезно. Нам казалось, что животные, которые так похожи на людей, должны и вести себя, как люди. Поэтому мы, помимо воли, искали в их поведении человеческих свойств. Иногда нам было смешно, иногда мы бывали даже задеты. Пингвины дерутся из-за своих участков. Крадут у соседей. Бьют жен и наказывают детей. Какие еще нужны доказательства, что они похожи на нас?»