Подошедшие люди помогли выкатить валун из его земного ложа, и мы увидели, что обод шапки четко прослеживается вокруг всей головы, а на теменной ее части выбиты не то перекрещивающиеся шнуры, не то ремни.
Тогда мы отправились в музей, пригласили в поле директора и сдали ему находку. Он тут же вызвал геолога. Геолог подтвердил, что это не игра природы, а вся поверхность валуна действительно оббита руками человека.
И тогда мы все спросили друг друга — когда? Но на этот вопрос могли ответить лишь археологи после специального исследования. Мы же только отметили, что головной убор, изображенный на этом валунном изваянии, очень напоминает круглую войлочную шапку—сванури, которую здесь носят мужчины. Нижний ее край обшивают двумя рядами шнура, оставляя между ними сантиметров шесть, — получается что-то вроде широкого ободка. Шнуры перекрещиваются на тулье, а один конец свисает с шапочки на плечо или на спину.
На «затылочной» части нашего валуна тоже была выбита линия, как бы свисающая с обода шапки.
А не на древнее ли охотничье капище мы набрели? Не здесь ли в глубокой древности почитали это каменное изваяние, подобное турьей голове? Да еще нам сказали, что ближе к селению, на берегу реки, есть два старых «молитвенных» камня. Прочерчивалась довольно четкая линия: Местия — «молитвенные» камни — валунная голова — церковь охотников... и дальше в горы, на охоту. По крайней мере, одна из известных охотничьих дорог проходила именно так...
Будут ли подтверждены наши предположения фольклористами, историками, археологами? Пока сказать трудно. Нам же эта находка доставила большую радость и вознаградила за все сложности пути. В том числе и обратного: спуститься с гор в начале ноября, когда самолеты уже не летают, а дорога размыта дождями, не так-то просто.
— Зимуйте у нас. Гостями будете, — говорили одни.
— Подождите несколько дней, может быть, автобус вниз пойдет, — советовали другие.
Мы ждали. Бродили по Местии, говорили с друзьями — а к дружбе здесь готов каждый, — заходили в дома и удивлялись, как непохожа сегодняшняя жизнь сванов, особенно женщин, на ту, про которую рассказывали старики. Совсем недавно женщина сванов знала лишь непосильный труд. Всю жизнь ее преследовали потери, бесконечные потери мужчин. Войны и кровная месть: женщины растили сыновей, ежедневно ожидая их смерти, ранней, насильственной смерти. Выходили замуж, зная, что мужья могут быть убиты на следующий же день после свадьбы. Оплакивали непрестанно и отцов, и братьев. Не случайно же черную одежду женщина, бывало, не снимала многие годы...
А быт? Дым очагов разъедал глаза в старых темных домах. Когда быки не могли втащить на гору груженые сани-волокушу (единственный вид местного транспорта), то помогать им приходилось женщинам наравне с мужчинами. И таскать по крутым каменным дорогам воду из реки в тяжелых кувшинах, и чистить холодные каменные стойла для скота — тоже была работа женщин.
Теперь же обо всем этом даже мало кто помнит.
— Нас пригласили завтра на свадьбу. Пойдем?
— Непременно. Если только автобуса не будет.
— А знаешь, что дарят невесте родители?
— Бычка?
— Нет. Спальный ореховый гарнитур.
Нам не пришлось побывать на этой свадьбе. Утром на площади перед гостиницей появился маленький автобусик, который явно готовился в путь. Собрав вещи, мы подбежали к нему.
— Когда пойдет?
— А кто знает? Залезай, сиди, жди.
В автобус вносили клетки с поросятами, мешки с капустой... Под окном автобуса несколько женщин поочередно обнимали хохочущую девушку, давали ей какие-то наставления и совали в руки бесчисленные пакеты, которые она тут же роняла. «Только одна в трауре, — отметила я про себя, — а все другие — модницы, да и только». Девушка вырвалась из объятий провожающих и вскочила в автобус.
— Надолго уезжаете, да? — спросила я.
— В Тбилиси. Теперь уже ненадолго, пятый курс.
— Медицинского?
— Нет. Педагогического. У нас тут две новые школы.
— А я и больницу новую видела.
— Да. Мой брат медицинский кончает, будет здесь работать. Всем дела хватит, не соскучимся... Ну поехали!
Какой была эта дорога, лучше не вспоминать. Иногда казалось, что автобус живой и сознательно нащупывает колесами край обрыва, где по дну пропасти бешено несется Ингури. С одной стороны, вплотную к окнам, — скалы, с другой — светлая пустота.
В проходе сидел на чемодане маленький сван со смеющимися глазами. Он всем рее охотно объяснял и рассказывал.
— Видишь, какая пропасть. Не бойся. Автобус не упадет. Хотя может и упасть, если скользко.. Обзателно.