— Что привезли, Сальман? — обратился он к самому юному из приехавших, который, однако, держался с достоинством и уверенностью командира.
— Оружие.
— Какое?
— Пулемет бельгийской марки, одиннадцать винтовок и патроны, — кивнул он головой на ящики. — Кстати, где товарищ Салим?
— Взяли...
— Как?!
— Вместе с Ахмедом, «Че Геварой» и Мухаммедом он шел в разведку к Салале. Нарвались на засаду. Салим прикрывал отход. В последний момент его ранили...
Тяжело вздохнув, Сальман отвернулся и принялся выкладывать из ящика патроны в старый сломанный газовый холодильник. Совсем еще юный — лет семнадцати-восемнадцати, в том возрасте, когда только начинают бриться, он был красив какой-то непривычной «восточной» красотой, которую подчеркивали темные глубокие глазищи, опушенные длинными ресницами. В его лице арабские черты смешались с индийскими и, видимо, сомалийскими: густые полукружия бровей, высокий лоб, обрамленный шапкой вьющихся черных волос, смуглая, матовая кожа. Вся его «форма» состояла лишь из цветной клетчатой юбки — фута, отделанного серебром кинжала за поясом да перекрещивающихся на груди пулеметных лент.
Я оглядел остальных бойцов, с которыми нам предстояло провести несколько недель в партизанских районах Дофара. Встреть их где-нибудь порознь, и ты бы принял одного из них за араба, другого за негра, третьего за дравида. Некоторые из них носили бороды, как латиноамериканские партизаны, другие брились. Одеты они были вразнобой — кто в фута, кто в шорты, кто в гимнастерку или старый «колониальный» френч с накладными карманами, а кто и в «цивильные» костюмы европейского покроя. Но все были схожи подчеркнутой серьезностью, каким-то радостным товариществом, любовным отношением к оружию, с которым, по местным партизанским обычаям, они никогда не расставались.
Внесли блюдо с дымящимся рисом, котелок с вареным мясом, как оказалось, козлятиной, и консервную банку с очень острым соусом. Ели быстро, слепливая из риса маленькие котлетки и ловко закидывая их в рот. Нам пододвигают куски, которые здесь считаются самыми вкусными, — козий жир и жилы.
После обеда постелили на полу серые солдатские одеяла, и все легли спать, не забыв выставить часового. Нам не спалось в душной жаре, наполненной надоедливым жужжанием мух. Мы вышли на крышу замка, на ветер. Там дышалось легче... Итак, мы почти в Дофаре. А началось все с того, что мне в редакцию позвонил из Советского комитета солидарности мой старый друг и однокашник и спросил:
— Как ты относишься к Дофару?
Тогда я не думал, что мне представится возможность побывать там, но на всякий случай осторожно ответил:
— Если бы туда поехать, то весьма положительно.
— Другого ответа я не ждал, — усмехнулся мой друг. — Что ж, радуйся: советские журналисты получили приглашение посетить освобожденные районы Дофара. Приглашение направлено Народным фронтом освобождения оккупированной зоны Персидского залива...
В Адене на улице Маалла мы вместе с моим спутником нашли дом, на дверях которого висела вывеска: «Народный фронт освобождения оккупированной зоны Персидского залива. Аденское бюро». Мы поднялись на второй этаж и очутились в комнате, казавшейся тесной из-за расстеленных одеял, ящиков с боеприпасами, мешков с сахаром и консервами. В стене вместо кондиционера зиял пролом, из которого дул ветер с моря. Нас не ждали.
— Мы думали, что вы приедете в сентябре, — сказал нам после приветствий глава аденского бюро Таляль. — Лучший сезон у нас — осень.
— Почему?
— Нет дождей. Не жарко. Скот нагуливает жир на пастбищах. Много молока. А сейчас круглые сутки идут дожди. Тропы в горах скользкие... Не забудьте взять ботинки на каучуковой подошве и плащи.
Наши лица вытянулись: ведь мы ожидали, что нас встретит пустыня, раскаленные скалы, песок, царапающая горло сушь, но только не проливные дожди.
...Рано утром мы погрузились в «лендровер», выехали из Эль-Гайды к морю и помчались по мокрому песку пляжа вдоль пенистого вала прибоя. Слева поднимались дикие безлесные горы. Дорога сузилась, начала забираться на кручи по нависающим над морем скалам. Мотор натужно ревел на подъемах. Солнце стояло прямо над головой.
Неожиданно горы расступились, и перед нами открылась неширокая долина, рассыпанные по песку кубики домов, лиман, в котором стояли розовые фламинго и купались верблюды. Это было селение Фатк. Здесь мы собирались ночевать.
В однокомнатном домишке трудно было дышать — сюда набилось десятка три людей: дофарцы, жители Фатка, рыбаки которые в сезон муссонных ветров не выхдят в море, а пасут коз. Абдо пригласил в помещение погонщиков верблюдов. Они вошли, чинно уселись, скрестив ноги, с достоинством приняли большие эмалированные кружки с чаем.