— Кто солнце? — спросил он, багровея.
— Ты, великий султан.
— Хорошо, проклятый звездочет! Только не все сокровенное моего сердца ты угадал. Эй, стража!
Он остановился на краю дворцовой кровли, и кто-то толкнул его в спину. Ему не сказали, что внизу навалены кипы хлопка и растянута сеть. Он упал мягко, но сломал мизинец, потому что руки были связаны.
И тогда он рассердился — решил уехать в Балх или еще куда-нибудь.
— Эй, Бируни! Говорят, ты научная знаменитость времени Махмуда. Но я султан, и я не нуждаюсь в твоей науке!
Ехать было некуда. В Кяте он помер бы со скуки. Гурган — провинциальная дыра. Багдад и Каир погрязли в пороках.
— Эй, Бируни! Говорят, десять лет мне осталось... Ведь они врут, а, Бируни? Погадай мне, звездочет, ты один знаешь правду.
И он, не веривший ни во что, кроме опыта и числа, становился гадалкой, держал трясущиеся руки султана и бормотал утешительно о судьбе, удаче и необходимости воздержания.
Высота
Султан умер в 1030 году, а Бируни по-прежнему оставался в Газне.
В самом деле, куда и зачем ехать? Он сидел в саду на обрывке истертого войлока и, прикрыв воспаленные глаза, видел мир — моря, широко растекающиеся от обоих полюсов, и великие равнины. Горы простирались вдоль средних широт от Тибета до Испании. Они были связаны между собой наподобие позвонков спинного хребта. Это его слова.
Рассказывают, что султан Масуд, сын грозного Махмуда, послал Бируни слоновый вьюк серебряных дирхемов. Но Бируни вернул серебро, сказав: «Столько денег! Откуда взял бы я время истратить их?»
Он превращал свое время в тысячи рукописных страниц. К шестидесяти годам закончил книгу об Индии и принялся за одиннадцатитомный астрономический «Канон Масуда». Вслед за тем — исторические сочинения, и множество малых трактатов, и переводы Эвклида, Птолемея, древних индийских сказаний. Потом несравненная «Книга собрания сведений для познания драгоценностей» — у нас она называется «Минералогией», так же условно, как следующая за ней «Фармакогнозия», книга о растениях. Та самая, где Бируни мимолетно вспомнил о своих детских ботанических занятиях и наставнике-румийце,
Его рукописи разыскивали в библиотеках Европы и Азии, изучали, переводили на десятки языков. Теперь мы говорим о «времени Бируни», о веке блистательного взлета средневековой науки — там пристанище и почетное место ученому и мыслителю с громким литературным именем: Абу-р-Рай-хан Мухаммед ибн-Ахмед ал-Бируни.
А за книгами, за арабской вязью неумирающих строк остается человеческая судьба, целая жизнь, о которой с уверенностью можно сказать только одно — что началась она в 973 году и окончилась в 1048-м. Наверное, эта его жизнь будет вечно уходить от нас по караванным дорогам и по звездным азимутам. Термин «азимут» произведен от арабского слова, которое значит «дороги».
Ю. Полев
Деревня Бонгу сто лет спустя
С палубы «Дмитрия Менделеева» виден берег Новой Гвинеи — Берег Маклая. Звучит команда: «Отряду этнографов приготовиться к высадке!»
...Все ближе пальмы, подступившие к узкой полосе пляжа. За ними скрыта деревня Бонгу. Слышен шорох кораллового песка под днищем лодки. Мы выпрыгиваем на берег и оказываемся посреди толпы темнокожих людей. Они извещены о нашем приезде, но держатся настороженно. Мы чувствуем на себе изучающие, даже хмурые порой взгляды. — Тамо Бонгу, кайе! (Люди Бонгу, здравствуйте!) — восклицает член нашей экспедиции Н. А. Бутинов. Сколько раз он произносил в каюте корабля эти слова, записанные Миклухо-Маклаем сто лет назад. Лица папуасов выражают явное недоумение. По-прежнему стоит тишина. Неужели здесь сменился язык? Однако Бутинова не так легко смутить:
— О тамо, кайе! Га абатыра симум! (О люди, здравствуйте! Мы с вами, братья!) — продолжает он.
Внезапно папуасы преображаются; они заулыбались, закричали: «Кайе! Кайе!» И под одобрительные крики повели нас в хижину для приезжих.
Между хижинами — кокосовые пальмы. Только над главной площадью — просторной, чисто подметенной — кроны пальм не закрывают небо.
— Кайе!
Вместе с юношей по имени Кокал мы подходим к небольшой хижине. Кокал местный. Ему лет двадцать. Он окончил начальную школу в Бонгу и поступил было в колледж в городке Маданг, но через год вернулся домой: отец не смог платить за обучение. С первого дня этот смышленый парень стал энергичным помощником этнографического отряда. Вот и сейчас он знакомит меня с папуасом Дагауном. Жаркий день. Дагаун сидит на террасе своего дома, наслаждаясь тенью. Чтобы пожать ему руку, нам приходится пригнуться — так низко свисает крыша из листьев кокосовой пальмы.