Первые тревожные сигналы поступили в половине четвертого. Причем настолько тревожные, что спецгруппа тотчас отступила в штаб на Кунгсхольмсгатан, чтобы оттуда следить за ходом событий: телексы безостановочно отстукивали новые сообщения.
Мало-помалу картина прояснялась.
— Кажется, слово «Милан» означало не то, что ты думал, — сухо сказал Колльберг.
— Не то, — согласился Бульдозер. — Мальме... Это ж надо!
Удивительное дело: он уже целый час не метался, а тихо сидел на месте.
— Кто бы мог знать, что и в Мальме есть такая же улица, — проворчал Гюнвальд Ларссон.
— И что почти все новые отделения банков строят по одному чертежу, — добавил Колльберг.
— Мы должны были знать это, господа! — воскликнул Бульдозер. — Рус знал. Зато теперь мы будем начеку. Совсем забыли про рационализацию. Одинаково строить дешевле. Рус привязал нас к Стокгольму. Но в другой раз он нас не проведет. Главное, не падать духом.
Бульдозер встал; он явно уже воспрянул духом.
— А где сейчас Вернер Рус?
— В Истанбуле, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Отдыхает там, у него несколько свободных дней.
— Вот как, — произнес Колльберг. — Хотел бы я знать, где отдыхают Мальмстрём и Мурен?
— Это не имеет никакого значения. — Бульдозер все больше воодушевлялся. — Легко добыто — легко прожито. Скоро они опять будут здесь. И уж тогда на нашей улице будет праздник.
— Как же, — буркнул Колльберг.
Итак, туман развеялся окончательно. И день был на исходе.
Мальмстрём успел уже обосноваться в гостиничном номере в Женеве, который заказал еще три недели назад.
Мурен находился в Цюрихе, но собирался завтра же двигаться дальше, в Южную Америку.
В сарае, где они пересаживались в другие машины, им удалось перекинуться лишь несколькими словами.
— Ты уж смотри не выбрасывай заработанные тяжким трудом гроши на трусы и недостойных женщин, — наставительно произнес Мурен.
— Жуть сколько отхватили, — отозвался Мальмстрём. — Что будем с ними делать?
— На книжку положим, что же еще, — ответил Мурен.
На следующий день в отеле «Хилтон Истанбул», сидя в баре и потягивая коктейль, Вернер Рус читал «Геральд трибюн».
Впервые сей разборчивый орган печати удостоил его своим вниманием. Короткая заметка, лаконичный заголовок: «Ограбление банка по-шведски».
Сообщались основные факты, такие, как выручка налетчиков. Около полумиллиона долларов.
И второстепенные детали:
«Представитель шведской полиции заявил сегодня, что организаторы налета известны».
Чуть пониже — еще одна телеграмма из Швеции:
«Массовый побег. Пятнадцать, самых матерых налетчиков бежали сегодня из тюрьмы Кумла, считавшейся абсолютно надежной».
Бульдозера эта новость застигла в ту самую минуту, когда он впервые за много недель лег спать в супружескую постель. Он тотчас вскочил и забегал по спальне, упоенно твердя:
— Какие возможности! Какие сказочные возможности! Ну, теперь война пойдет не на жизнь, а на смерть!
XXVIII
В пятницу Мартин Бек явился в дом на Тюлегатан в четверть шестого с бутылкой вина в руке и свертком под мышкой. На первом этаже ему встретилась Рея. Одетая только в длинный лиловый кафтан, она громыхала по ступенькам красными башмаками на деревянной подошве, держа в руках по пакету с мусором:
— Привет, — поздоровалась она. — Хорошо, что ты пришел. Я тебе кое-что покажу.
— Давай я возьму пакеты, — предложил он.
— Зачем, это мусор. Да у тебя и без того руки заняты. Откроешь мне?
Мартин Бек распахнул дверь во двор, и Рея направилась к мусорным контейнерам.
...На кухне за чашкой чая седели двое — девушка по имени Ингела и другая, которой он еще не видел.
— Ну, что ты мне хотела показать? — спросил он.
— Сию минуту, — сказала Рея. — Идем.
Мартин Бек пошел за ней. Она показала на одну из дверей, выходящих в прихожую.
— Вот прошу. Запертая комната.
— Детская?
— Точно. Никого нет, и заперто изнутри.
Он пристально поглядел на нее. Какая она сегодня веселая и жизнерадостная... t — Дверь запирается изнутри на крючок. Я сама его привинтила. Чтобы ребята могли посекретничать, когда захочется.
— Но ведь их дома нет.
— Фу, дурачок! Я там убирала, пылесосила, а потом хлопнула дверью. Крючок подпрыгнул и зацепился за скобу. Теперь не откроешь.
Он подергал дверь. Правда, не поддается.
— Ну и как же теперь открыть?