— Так лучше. Пусть он больше устанет. Если не справитесь, помогу...
В момент прыжка рыбы мне показалось, что она не меньше полутора метров длиной. Такие дорадо встречаются часто, бывают даже более крупные, но как мы сумеем его вытащить?
Рене кинул нам две пары джутовых рукавиц. Это было очень кстати: у меня уже успели лечь на ладони красные жгучие полосы. Леса петлями спадала на днище, и Уоллес топтал и путал ее босыми ногами. Роберто крикнул ему по-испански что-то неласковое. Уоллес понял: в моменты пауз он стал нагибаться и старался поаккуратнее уложить упрямую нить.
Дорадо много раз выпрыгивал из воды, и я только удивлялся, как круто он может изогнуть свое тело. Удары хвоста поднимали каскады брызг. Рыба подныривала под катер, появлялась то с одной стороны, то с другой, и каждый раз Роберто с Уоллесом едва не валились с ног. Рене стоял чуть в стороне, подняв большой деревянный молоток. За укладкой лесы уже никто не следил.
Рывки дорадо помалу ослабевали. Он бился уже у самого борта. Вода вокруг него порозовела от крови. Уоллес схватил багор с длинным крюком и с помощью Роберто попытался перекинуть рыбину через борт. Не вышло! Мощный рывок — и добыча снова в воде.
Наконец-то — со второй попытки — красавец дорадо в лодке! Переваленный через борт, он стал биться на дне. Удар хвоста пришелся по ноге Уоллеса. Тот упал и выругался: В этот момент сильным коротким ударом молотка Рене оглушил рыбу, и она затихла, продолжая конвульсивно подергиваться. Уоллес устало стирал с лица, пот, смешанный с рыбьей кровью...
Весь обратный путь я внимательно изучал дорадо. Обтекаемой формой тела он напоминает акулу, но выглядит гораздо изящнее. Главное украшение — длинный высокий спинной плавник с острыми иглами и синей «побежалостью». Пока катер шел к берегу, эта яркая окраска блекла на глазах. Спинка у рыбы зеленая, а ниже все туловище оранжевое, потому и называется «дорадо», что означает «золотой».
...Мы прощались с хозяином бунгало на пляже. Рене полуобнял меня по мексиканскому обычаю и похлопал по спине.
Когда мы отъехали на два-три километра, Роберто, до сих пор молчаливо ведший машину, кивнул в сторону большого здания вблизи шоссе и сказал:
— Это муниципальная школа Исла-де-Агуада. Ее построил Рене на свои деньги несколько лет назад.
Еще через километр:
— Больница Исла-де-Агуада. Тоже Рене.
— Роберто, а почему Исла? Это разве остров?
— Был остров, но лет пятьдесят назад пролив занесло песком за один шторм. Мы подъедем к этому месту через три километра.
И вот мы уже снова осматриваем древние береговые валы и продираемся к лагуне через поросль мангров...
В. Зенкович
Ныряльная машина среброловов
Эти любопытнейшие строки появились на страницах английского журнала «Джентльмэн"с Мэгэзин» в 30-х годах XVIII века:
«Моя машина сделана из доброго северного дуба; она совершенно круглая, диаметром около двух с половиной футов в верхней ее части и восемнадцати дюймов в нижней. Вместимость ее приблизительно тридцать галлонов (1 Английский галлон — 4,54 литра. (Примеч. ред.)). Чтобы противостоять давлению воды, она скреплена как снаружи, так и изнутри железными ободьями. В ней вырезаны два отверстия для рук, а чтобы глазам было куда смотреть, снизу вставлено стекло почти четырех дюймов в диаметре и в дюйм толщиной. Еще два отверстия для доступа воздуха устроены сверху; разумеется, во время погружения они затыкаются. Машина удерживается прочным канатом, рядом с которым проходит «сигнальный шнурок», предназначенный для того, чтобы обеспечивать контакт с помощниками на поверхности. Я залезаю внутрь ногами вперед, и, пока я просовываю руки в отверстия, крышку крепко-накрепко задраивают снаружи посредством винта... Для того чтобы машина погрузилась в воду, потребны пять квинталов (2 Английский квинтал (центнер) — 50,8 килограмма. (Примеч. ред.)) балласта, но достаточно сбросить всего пятнадцать фунтов, как она тут же идет вверх. Пока я внутри, я все время лежу на животе и часто провожу в таком положении более шести часов кряду. Воздух обновляется на поверхности с помощью кузнечных мехов, наконечник коих вставляется в предусмотренные на сей случай отверстия. На глубине, где я пребываю обычно от трех до четырех минут, я могу передвигаться в пределах квадрата со стороной двенадцать футов. Сотни раз я опускался на глубину до десяти саженей и достигал даже двенадцати саженей, но ценой больших затруднений...»
Может быть, кто-либо другой и прошел бы мимо этого описания в древнем «Журнале джентльмена», но только не Робер Стенюи (1 О том, как Робер Стенюи, известный французский подводник и кладоискатель, поднимал со дна Атлантического океана сокровища голландского судна «Слот тер Хооге», потерпевшего кораблекрушение в 1724 году близ острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, мы уже писали (см. «Вокруг света» № 7 за 1978 год). В очерке «Клады бухты Порту-ду-Гильерми» было краткое упоминание о «ныряльной машине» Джона Летбриджа — «карманной подводной лодке» XVIII века, незаменимом в свое время аппарате для поиска драгоценных грузов затонувших кораблей. О реконструкции этой машины, произведенной Робером Стенюи, мы рассказываем в нашей новой публикации. (Примеч. ред.)). В мире великое множество искателей сокровищ. Подавляющее большинство их обуреваемы жаждой обогащения. Многие ищут клады, руководствуясь научными соображениями, это историки и археологи. И совсем уж немногочисленная группа — бескорыстные «среброловы», хотя такое сочетание довольно парадоксально. Робер Стенюи из числа последних. Более всего на свете ему хотелось бы видеть поднятые со дна ценности в экспозициях специально созданных морских музеев. Но, увы, музейное дело не во власти кладоискателя-энтузиаста, и все, что остается на его долю, — это собирать экспонаты впрок. Порой Стенюи и сам не может разобраться, что нравится ему больше: отыскивать затерянные суда, рыться в пахнущих морем и пылью архивах или просто участвовать в подводных приключениях. Но как бы то ни было, описание «ныряльной машины», сделанной из «доброго северного дуба» искусными руками знаменитого кладоискателя и изобретателя XVIII века Джона Летбриджа, сразу поразило его воображение.