Морестроители
Длинная вереница машин в сторону Чебоксарской ГЭС. Грузовики, тягачи, тракторы. Наша маленькая «Волга» в этом потоке. Едем тесно, плотно. Мы — какое-то одно целое, медленное, скученное, подчиненное единой силе: хочешь не хочешь, а движешься в этом сплошном потоке и делаешь то, что необходимо делать.
На ГЭС мы приехали затемно. Шофер подвел меня к крутому обрыву и сказал: «Вот!» Шел снег, мелкий, колкий. Сильный ветер гнал поземку, закрывая все плотной пеленой. Только где-то высоко над головами угадывались яркие белые сферы.
— Там Волга... Там плотина... Там шлюзы..
Я долго вглядывался в берега и застывшую реку, силясь хотя бы почувствовать за снежной завесой стройку...
— Да, разыгралась зима,— сочувственно заметил шофер.— Ну еще увидишь И не раз.
И снова дорога, тревожные всполохи фар встречных автомобилей, то и дело теряющиеся в снегу красные огни впереди идущего МАЗа. Неожиданно наша машина взвыла на больших оборотах и бессильно уперлась в сугроб. Проголосовать мы не успели: остановился автобус, вышли люди, казавшиеся неправдоподобно большими в этой круговерти. Они не прятали лица в воротники, а только еще больше хмурились под ветром. Они взяли нашу «Волгу», вынесли ее на дорогу и направились к своему автобусу.
Утро выдалось морозное, солнечное, и я наконец увидел стройку. Белые берега, белый безжизненный лес, застывшая подо льдом и сверкающим снегом Волга; протянувшись через эту режущую глаз белизну, лежало тяжелое серое тело плотины. Плотина была окутана паром, как и солнце, встававшее над ней в морозном мареве. Она казалась горячей, и лужи стаявшего снега блестели на бетоне словно капли пота Сыпала острые иглы сварка, автоприцепы везли бетонные балки, из гибких извивающихся металлических прутьев монтажники вязали конструкции — растили плотину.
За день до этого в управлении мне рассказывали о Чебоксарской ГЭС, о том, что она восьмая, последняя в Волжском энергетическом каскаде и самая мощная в Нечерноземье, что она войдет в десятку сильнейших станций Союза и что с завершением строительства энергоресурсы Волги будут использованы на 80 процентов.. Инженеры сыпали терминами и цифрами, оперировали тысячами кубометров, миллиардами киловатт-часов и, видя, что мне это не совсем понятно, искали более простые и доходчивые цифры, как ищут более убедительные слова. С помощью одного киловатт-часа электроэнергии можно, оказывается, добыть и доставить из шахты 75 килограммов угля, или выпечь 88 килограммов хлеба, или вспахать 250 квадратных метров земли.. Ну а что даст конкретный, чебоксарский, киловатт-час? Он может, например, освободить до 8—10 рабочих, занятых тяжелым физическим трудом на полях Нечерноземья, столь бедного людскими ресурсами Таких киловатт-часов станция будет вырабатывать до 3,5 миллиарда в год...
Подъемные краны осторожно несли в тонких клювах металлические фермы, отбивали дробь отбойные молотки, огромные калориферы, шумя лопастями вентиляторов, гнали горячий воздух в тело здания ГЭС — там шла сборка агрегата
Откуда-то с севера показались тучи — тяжелые, снежные, они шли стройными рядами, солнце затуманилось, лес потух, Волга стала уже, будто съежилась Только сооружения гидроузла не изменились, плотина лежала прежняя — спокойная, серая, строящаяся. Трудно было оторвать взгляд от панорамы стойки, впрочем, можно, ли привыкнуть к возникновению на земле нового?
...Ветер, как нож, срезает макушки сугробов и, распылив, бросает в лицо. Снег сыплется за воротник, тает. Рядом с прорабской, у металлических ферм, совсем молоденький парнишка крутит болты. Подбросит один, поймает, вставит в паз, навинтит гайку. Снова подбрасывает, снова ловит... Грудь у него нараспашку.
— И не холодно?
— Стоять холодно, работать — нет.
Мне стыдно за свой поднятый воротник.
— Опусти,— советует.— Ведь сначала все на воротник, а с него за шиворот. Он у тебя как снегоуловитель.
У самого лицо красное — от ветра, от мороза.
Он подбрасывает очередной болт, ловит, вставляет в паз. Я подхожу ближе.
— А чего ты их подбрасываешь?
— А так интересней.
После смены мы с Александром Домрачевым, монтажником с трехлетним стажем, вместе ехали в город. Он будто и не работал целый день — говорит, говорит; кажется, даже чуть-чуть красуется:
— Думаешь, сладкая жизнь у меня? А все потому, что я местный, на дне Чебоксарского моря вырос. Еще недавно соседи шуткой встречали: «Это ты нас топить собираешься?», а теперь один старик сосед с моими стариками здороваться перестал. Вообще-то жалко их,— понижает он голос.— Как новые дома посмотрели, шли — улыбались, а переезжать — в рев «На этом самом месте я в сороковом телочку выхаживала...»