Высокий бородатый Михай Радаи в очках и белоголовая девушка — она в черном платье с микрофоном в руке — стоят у обнаженной стены, берут интервью у молоденькой девушки. Тут же, в метре от них,— телекамера, и вокруг нее ходит Тибор Шебеш. Он так перевоплотился из главного редактора в юркого фоторепортера, что в первый момент я даже не узнал его. Того и гляди его сейчас шуганут. Чаки тоже включилась в работу: она прижала к стене пожилую женщину, что-то выспрашивала, выясняла ситуацию.
Чаки вернулась и рассказала, что женщина, с которой она говорила,— официальное лицо, а девушка, дававшая интервью, жила здесь в снесенном доме. Людей выселяли отсюда на время реставрации с обещанием вернуть их обратно. Но вот девушка однажды пришла посмотреть, как идет ремонт, и обнаружила, что дома нет. Об этом и готовит Михай Радаи телепередачу.
Через каких-нибудь полчаса работа съемочной группы кончилась. Тибор Шебеш заторопился к себе в редакцию, но прежде чем попрощаться, подвел нас к Михаю Радаи и пожелал нам приятного знакомства. Оставшись с Михаем и его партнершей, мы познакомились. Девушку Михай назвал своим другом и сказал, что она редактор телепрограммы «Неделя» и зовут ее Юдит Тот.
Условия дальнейшего знакомства предложил сам Михай. Он привел нас в просторное фешенебельное кафе на первом этаже отеля «Хилтон». Из окон хорошо просматривался Рыбацкий Бастион, безлюдная площадь, посередине которой покоились белые плетеные стулья, напоминающие о том, что здесь наступили холода межсезонья. Хорошо было после каменной прохлады двора сидеть в светлом уютном помещении и предвкушать горячий ароматный кофе, приправленный добрым знакомством. Но этому не суждено было сбыться. Не успели мы освоиться, как в кафе ввалилась шумная группа американцев. Михай резко повернулся, отыскал глазами гида, но в горле у него остался непрорвавшийся крик. Он перевел взгляд на нас. Похоже было, мы все думали об одном и том же: они сполна заплатили за свое путешествие и за то, что могут быть шумными, тоже заплатили.
Я предложил перебраться в наше кафе. Благо оно было рядом.
Пока мы пересекали площадь, я выяснил, что Михай Радаи начал работать на телевидении оператором вместе с Юдит. До этого посещал Институт театра и кино, потом учился в университете и окончил факультет истории искусств. Увлечение стариной возникло неведомо для него самого. Все началось с реконструкции Южного вокзала. Михай написал статью, высказал свое мнение насчет несостоятельности проекта главного здания, привлек внимание общественности, вызвал дебаты и добился своего. Тогда-то он понял, что все-таки есть возможность вмешиваться в дело изменения облика Будапешта, нужно таким способом и дальше, как он сам выразился, влиять на людей, сидящих в высоких креслах. Этот случай и подтолкнул Михая создать свою программу и назвать ее «...И внуки наши не увидят».
Сестры откровенно удивились, когда мы вчетвером ввалились в их скромное заведение. Нам обрадовались, но в глазах хозяек кафе стояло некоторое недоумение: вроде еще недавно, сидя у них, мы не знали ни Михая, ни его подругу.
Михай улыбнулся сестрам, и последняя тень смущения исчезла с их лиц, уступив место сосредоточенному вниманию.
— И все-таки,— сказал я Михаю, когда нам подали кофе,— почему это вы вдруг начали заниматься проблемами старины и среды человека? Вы с вашим образованием и профессией, выходец из актерской семьи, могли бы, наверное, снимать фильмы, стать режиссером или на худой конец писать сценарии...— Я не случайно так резко поставил свой вопрос. Наблюдая за Михаем во дворе, угадал в нем артистическую натуру и теперь понимал, что в разговоре с таким человеком нужна обоюдная активность. И не ошибся.
Его большие серые глаза на широком лице глянули на меня из-под очков удивленно. Казалось, он хотел сказать: то, что я делаю, так естественно, так понятно, зачем же спрашивать?
— Каждый человек,— сурово сказал он,— художник ли или просто мастер, находит свой способ выразить себя... Вот в Пеште есть дом, в котором раньше хозяин небольшого небогатого заведения из любви к искусству кормил в долг артистов, поэтов...
Этот дом Чаки мне показывала, но я не запомнил, где мы видели его. Обычно, гуляя с ней, я замыкался на ее рассказах о городе, и как бы ни таращил глаза по сторонам, слух мой все равно забирал всю силу зрения.