Беспорядочные вначале толчки постепенно обрели ритм и переместились в одно место. Край льдины стал задираться вверх. Умка, отчаянно вонзая когти в лед, пытался удержаться, а когда все же заскользил, льдина неожиданно выровнялась, попрыгала на волнах и мягко вошла во что-то вязкое. Умка огляделся. Его «корабль» стоял на мелководье, совсем недалеко лежала песчаная полоска, а дальше начиналась прибрежная тундра. Умка несколькими прыжками перемахнул песчаный пляж, выскочил на невысокий обрывчик и помчался по коричневым мягким кочкам тундры к невысоким пологим дюнам...
Однажды руководство совхоза разрешило нам провести новогодние праздники на центральной усадьбе. Когда в субботу утром мы приехали туда, то застали необычный переполох. По поселку живописными группами шастали здешние мужики. На каждом меховая одежда, у пояса нож в ножнах, за спиной оружие, да все нарезное.
— В набег собираются? — вслух подумал я.
— А мне с ними? — загорелся сын.
— Да это же любители,— засмеялся водитель вездехода.— Вечером после работы капканы не пойдешь проверять — темень. Вот и ждут субботы.
Через полчаса охотники рассосались среди торосов, и в поселке воцарилась тишина.
Но прошло часа два, и тишина лопнула. Вначале под окнами загремели возбужденные голоса, потом захлопали двери. Мы вышли на улицу. Там уже собралась изрядная толпа, окружившая трех любителей. Над ней висел тревожный гомон:
— Господи, во страсть-то!
— ...Ага. Толик за торос поворачивает, а там...
— Не, пусть сам расскажет.
— А чего — сам? Не веришь? Иду вокруг тороса, за которым капкан был, а он навстречу: «Гу-у-ух!» На задних лапах стоит, ростом поболе двух людей. В руке цепь...
— В че-ем?
— Ну, в этой... в лапе. А в капкане песец болтается. Во-от такой, с хорошую лису, в цвет тороса, с голубинкой — раньше таких не встречал...
— Ну, самое время разглядывать голубинку...
— Да насчет песца врет — охотник же. А медведь — четыре метра... Гм... Может — белый?
— Сам ты белый! Бу-урый, в том и суть! Глаза горят, пасть... что вон то ведро!
— Бурый! — уверенно подтвердил второй любитель.
К вечеру поселок зажужжал — во льдах бродит Кадьяк. Да и действительно: кто в глухую полярную ночь может разгуливать среди торосов в десятке километров от берега? Белый отпал по цвету и еще одной интересной детали: он не промышляет песца. Охотники-профессионалы не единожды рассказывали, что, разоряя их снасти на берегу, белый медведь всегда выбрасывал песца, если он там находился, в сторону, а приманку поедал.
Обычный бурый медведь-шатун во льдах — явление редкое, но встречается все же в кое-каких рассказах, ведущих свое происхождение из прошлых времен. Однако он сейчас не подходит по основному признаку — размеру. А следы в торосах даже через несколько часов проверять бесполезно.
Может показаться странным, что любитель, видевший зверя почти нос к носу, не запомнил многих характерных деталей его фигуры. Но, во-первых, была середина полярной ночи. А во-вторых, в сумерках от растерянности и страха дай бог ухватить одну-две черты, наиболее необычные. В данном случае любителя ошеломил рост зверя и капкан с песцом в лапах. Может быть, опытный натуралист и успел бы засечь кое-какие характерные видовые признаки, но судьба послала встречу, как она и делает это почти всегда, дилетанту.
Утром в воскресенье поселок вынес уже безоговорочное суждение: во льдах Кадьяк! Теперь весть покатится по всему побережью, обрастая «подробностями» в устах каждого пересказчика. Через год мы на перевалбазе услышим ее от заезжих буровиков: «Нерпу вместе с капканом в пасть, потом капканом плюнул в торос, аж тот рассыпался, и пошел в туманы...»
— Зачем бурому медведю зимой в торосы? — спрашивали немногочисленные сомневающиеся.
— А зачем на остров Ратманова птичка колибри залетела? Может, этому Михаиле на его острове житуха — не дай бог. Вот и пошел искать, где лучше.
— Грязный Умка,— высказался оленевод Номыльгын.— Любит везде ходить.
— Да слушай ты их,— махнул рукой любитель и снисходительно поморщился.— Питычи как-то байку сказывал: волки весной превращаются в касаток и до осени плавают в море, а потом опять на сушу. Верить, да?
— А правду рассказывал дедушка Питычи про волков? — спросил сын.
— Это сказка, но, возможно, она основана на фактах. Волков действительно весной и летом редко увидишь в тундре.
— Они осенью прибегают.
— Вот. Пропадают весной, а в это время у берегов океана на чистой воде появляются касатки. Те и другие живут стаями, похожи по охотничьим повадкам. А волков еще и во льдах замечают ранней весной. Вот люди сложили эти факты и придумали чудесное превращение, которое все хорошо объясняло.