Байкал, поселок Листвянка
Павел Конюхов Фото автора
Мисочка риса и кое-что еще
— Сикса хэссойо? Вы поели? — спросил меня господин Ан, служащий в министерстве информации Южной Кореи, входя в лифт в своем учреждении и поправляя при этом строгий синий галстук,
— Спасибо. Вы тоже? — говорю в ответ, улыбаясь, как требует этикет.
И не следует думать, что достопочтенный чиновник Ан задал свой вопрос, намереваясь тут же пригласить меня отобедать в ресторан; такое могло мне показаться, если бы не долгие годы, проведенные в Корее, причем как в Северной, так и Южной. И в той, и другой Корее поинтересоваться, ел ли повстречавшийся вам знакомый, вполне заменяет приветствие. Видать, так повелось с тех трудных времен, когда далеко не каждому удавалось вообще утолить голод, что особо повлияло на весь характер корейской кухни. И до сих пор отношение к трапезе у жителей Страны утренней свежести, как исстари называют Корею, необычайно серьезное.
В другой раз господин Ан действительно пригласил меня в ресторан.
— Давайте вместе пообедаем, — предложил он по телефону, — какую кухню вы предпочитаете — европейскую или корейскую?
К тому времени я уже убедился, что в большинстве европейских ресторанов в Корее блюда не отличаются особым разнообразием и представлены, в основном, супами-пюре и толстенным куском поджаренной говядины. Это уже стандартный набор, помимо которого, корейцам известны разве что гамбургеры, спагетти и пицца.
— Корейская кухня, пожалуй, больше подходит, — говорю я господину Ану, явно радуя его своим выбором.
— Тогда едем! У меня на примете есть один уютный чиб, — воскликнул он.
По-корейски слово «чиб» буквально значит «дом», и в Южной Корее так называют частные ресторанчики, которые и в самом деле имеют вид обычного традиционного дома. В нем хозяйка накрывает столы для гостей и, если нужно, составит компанию, поддержит разговор, споет или расскажет анекдот.
Господин Ан и двое его сослуживцев встречали меня у покрытых лаком деревянных дверей чиба с поэтичным названием «Кристальные заводи». Покоящийся в переулках старинного квартала, близ буддийского храма «Чогеса» в центре Сеула, дом имел типичный вид жилища зажиточного сеульца конца прошлого века. Черепичная крыша, проклеенные бумагой, но застекленные — на новый манер — решетчатые окна, дощатый пол, каллиграфические панно на стенах. В углах — тяжелые, окованные железом сундуки, на них — расписные вазы с потрескавшейся глазурью. В воздухе царствовал аромат сандаловых благовоний и острых, пряных кушаний.
...Ступив на порог, оставляем у входа свою обувь. Ступни ног ощущают тепло подогреваемого дымоходом пола. Хозяйка чиба провожает нашу компанию в свободную комнату, посреди которой стоит стол высотой ниже колен. Возле него разложены тонкие подушечки с шелковой вышивкой. Опускаемся на них, скрестив ноги по-турецки. На столе вместо скатерти расстелены широкие листы белой бумаги.
— Подайте чонсик, пожалуйста, — командует хозяйке господин Ан, говоря тем самым, чтобы нам принесли, так сказать, «комплексный обед», то есть самый богатый ассортимент в ресторане.
Всех блюд по чуть-чуть. Две официантки в широких накрахмаленных корейских платьях неспешно и несколько небрежно расставляют на столе небольшие плошки с острыми маринованными овощами, вяленой рыбешкой вперемешку с зелеными стручками перца, вынутые из раковин и выложенные на салатных листьях сырые устрицы, ошпаренные щупальца кальмаров, квашенные крабы. Нам подают увлажненные полотенца обтереть руки перед едой, а затем ставят перед каждым пиалушку с густой оранжевой кашицей — сладким пюре из тыквы.
— Мани тысейо! — Кушайте на здоровье! — приговаривает хозяйка, наливая в высокие стаканы холодное пиво — напиток, прочно вошедший в жизнь корейцев с первой половины нашего века, когда в стране господствовали японские колонизаторы.
Вычерпав стальными ложечками содержимое пиалок с тыквенной кашей, мы вооружились палочками и принялись за закуску, запивая ее пивом. Тем временем официантки подносили новые блюда: острый суп с капустными листьями, зеленым луком и соевым сыром тубу, поджаренные кусочки говядины с крупно нарезанным луком, обжаренные в яйце кружочки кабачков, рыбы и острого перца. Затем следовали полоски желе из бобового крахмала с чесночно-перечной приправой, суп из морской капусты и, наконец, белый рис, сваренный на пару, — совершенно пресный, но зато прекрасно оттеняющий вкус каждого появлявшегося на столе блюда. По остроте корейские кушанья превосходили даже индийские, рот горел до самых корней зубов, однако для господина Ана и его друзей этого было явно недостаточно, и они окунали стручки зеленого жгучего перца в солоноватую пасту из молотого красного перца, дабы удвоить остроту, и все это уминали за обе щеки. На мой же взгляд, это было уже излишним.