Из дневника Маши: «В пустыне есть соленые озера и солончаки. В них выкапывают песчаные розы. Только эти розы без душистых живых лепестков. Это кристаллы. Нам дарили эти каменные розы».
В этом путешествии обязанности штурмана впервые возложены на сына: на руле его велосипеда установлен спутниковый навигационный прибор GPS II GARMIN, с помощью которого Андрей определяет наши координаты и положение на карте, а также расстояние до очередного населенного пункта. Для этого мы с сыном заранее внесли в память компьютера координаты ключевых точек маршрута. Сын гордится своей должностью и выполняет работу очень добросовестно. А это — главное. И совсем не важно, что ориентирование в данных условиях для меня никаких проблем не представляет, хотя в ряде случаев его подсказки облегчают мои расчеты.
Оазис Дуз называют северными воротами Сахары. Близость пустыни ощущается во всем — в дыхании жаркого воздуха с юга, в сильных ветрах, часто поднимающих тучи пыли и песка. Именно в окрестностях Дуза, в песках Сахары, мы попали в настоящую пыльную бурю, начавшуюся внезапно, но продолжавшуюся, по счастью, недолго. Видимость резко упала, шквальные порывы ветра швыряли в лицо песок, по дороге мела песчаная поземка. Особенно тяжело было Маше: ветер норовил сдуть ее с дороги. Пришлось остановиться и переждать. Для детей это был наглядный пример того, насколько опасна может быть пустыня и что она требует к себе самого уважительного отношения. Впрочем, дети, похоже, не просто выучили правила безопасности в пустыне, но и полностью прониклись ими. Они внимательно смотрят себе под ноги, чтобы случайно на кого-нибудь не наступить, вечером, распаковывая свои рюкзаки, сразу все вещи заносят в палатку и все тщательно застегивают, обувь тоже забирают в палатку, а если случится необходимость выйти ночью, то непременно будят нас и выходят с фонарем и недалеко...
Из дневника Андрея: «Утром встали, как обычно, в 6 часов, когда солнце только показалось над горизонтом и была приятная прохлада. После завтрака папа почти всегда устраивает небольшие экскурсии по окрестностям. Сегодня мы ходили изучать разные следы, которых утром на песке бывает много, а потом ветер быстро их заметает. Видели следы карликовой гадюки, которая передвигается боком, перекладывая свое тело, поэтому следы похожи на лесенку. Было и множество других следов. А один раз моя нога по щиколотку провалилась в песок. По-видимому, там была чья-то нора. Мне стало как-то не по себе».
Сильные ветра в пустыне — явление обычное. И они изрядно надоедают. У костра толком не посидишь, нормально не поешь — приходится лезть в палатку. Во время движения, если ветер попутный, то, конечно, хорошо, но по закону подлости сильный ветер чаще дует в лоб, и тогда — караул. А иногда на дороге образуются значительные завихрения. Однажды я попал в одно из них и ощутил довольно сильный рывок. Едущая за мной дочка, самая легкая из нас, была вообще отброшена на метр в сторону, и, задев за велосипед брата, упала на обочину. Скорость в этот момент была небольшой, так что травм не было. «Это произошло так быстро, — вспоминала потом Маша, — что я не поняла, что случилось, как я оказалась на земле, и от обиды расплакалась: так хорошо ехала и вдруг непонятно отчего упала. Было не больно, но очень обидно».
К вкусу воды в пустыне надо привыкать. Вспоминается забавный эпизод. Покинув оазис, к вечеру разбили лагерь в песках Сахары, вскипятили воды, разлили по кружкам чай. Маша, которой очень не нравится вкус кофе, вдруг заявляет: «Я из этой кружки чай пить не буду. Вы, наверное, из нее кофе пили. Я лучше налью во фляжку простую кипяченую воду». И только отхлебнув из фляжки, поняла, что не в кружке было дело, а в самой воде: местная вода солоноватая.
Зная об этом, мы использовали местную воду только для приготовления еды и чая на привалах. Для питья по дороге покупали минеральную воду в бутылках, заливая ее в специальный пятилитровый изотермический контейнер, укрепленный на переднем багажнике. Вода в нем оставалась холодной в течение всего дня и лучше утоляла жажду, чем теплая из пластмассовых велофляжек. На ночь мы открывали контейнер, чтобы оставшаяся в нем вода как следует охладилась.
Оазисы Тозер, Дуз славятся своими финиками. Их продают тут повсюду. Но покупать — не так интересно, вот если бы самим найти... Как-то раз подъехали к нескольким высоким пальмам — крошечному оазису посреди безжизненного пространства. А на пальмах — большие гроздья фиников. Залезть наверх по стволу было очень трудно. Стали сшибать финики камнями и палками. Быстро набрали большой пакет, но Маша с Андреем, охваченные азартом, никак не хотели останавливаться. Финики оказались немного суховатыми, не такими сочными, как в магазинах, но тем не менее очень сытными. Дети были довольны необычайно. Еще бы! Подобно настоящим путешественникам они добыли себе пищу! Словом, как у Чуковского: «Вдоль по Африке гуляют, фиги-финики срывают, — ну и Африка! Вот так Африка!».
...Пустынные дороги ребята запомнят надолго. И как пришлось попотеть, перетаскивая велосипеды через барханы, и как с ходу, собрав все силы, преодолевали песчаные заносы, и как неслись по грунтовке, вздымая за собой шлейф пыли, подобно гонщикам «Париж — Дакар».
Но вот все это позади. Сегодня наша последняя ночевка в пустыне. Удивительно теплый и тихий вечер — ни малейшего дуновения. Странное ощущение: всякий раз, несмотря ни на какие тяготы, не хочется расставаться с пустыней. А почему — сразу не ответишь. Что-то в ней есть магическое, зачаровывающее, особенно ночью. «Мне всегда нравилось в пустыне, — писал Экзюпери. — Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И все же тишина словно лучится...»
Вот и мы сейчас сидим с сыном на бархане, смотрим на небо. Над нами — мириады звезд, вокруг — таинственная чернота. Сын прижался ко мне и о чем-то задумался. В эту минуту он показался мне совсем маленьким, Маленьким принцем. И на душе стало тепло и немного грустно.
Тунис
Николай Зимин | Фото автора
2001 и дальше: Вверх по лестнице, ведущей вниз
В свое время Фазиль Искандер подметил необыкновенный интерес столичных жителей к погоде. «Единственная особенность москвичей, которая до сих пор осталась мной не разгаданной, — писал он в рассказе «Начало», — это их постоянный, таинственный интерес к погоде. Бывало, сидишь у знакомых за чаем, слушаешь уютные московские разговоры, тикают стенные часы, лопочет репродуктор, но его никто не слушает, хотя почему-то и не выключают.
— Тише! — встряхивается вдруг кто-нибудь и подымает голову к репродуктору. — Погоду передают.
Все, затаив дыхание, слушают передачу, чтобы на следующий день уличить ее в неточности».
На самом деле, пристальный интерес к погоде — свойство не только москвичей. Он коренится в самой природе человека. Погода влияет на настроение, на наши передвижения, на урожаи, на состояние жилища, на выбор одежды, наконец. Проснувшись утром, любой человек первым делом подойдет, скорее всего, к окну (двери, бойнице, амбразуре, иллюминатору и так далее) и поинтересуется — а что там у нас на дворе? Что обещает небо на день грядущий?
В течение всей истории люди пытались предсказывать погоду — как правило, это больше походило на гадание, и успех не очень-то сопутствовал синоптикам прошлого. Вообще говоря, само слово «метеорология» упоминается еще у Платона. Тогда оно означало свободную дискуссию на тему небесных явлений.
Две с половиной тысячи лет назад в греческих городах-государствах на всеобщее обозрение выставлялись парапегмы — таблицы, в которых описывались климатические особенности прежних лет, сообщалось о бурях, туманах, грозах, ливнях. Считалось, что это может помочь в предсказании погоды на ближайшее будущее. В средние века погоду предсказывали по движению звезд, поведению диких животных, состоянию определенных растений...
В наше время узнать погоду проще простого: включи радио, телевизор, посмотри газету. Сегодня почти вся планета покрыта сетью метеостанций. Данные этих станций и спутниковая информация сводятся воедино в крупных метеоцентрах, вооруженных мощными компьютерами. Для пользователей мировой компьютерной сети — Интернета — мгновенное предсказание погоды стало будничной реальностью. Можно войти в сеть Гидрометцентра России и узнать погоду для любого региона нашей страны. Прогнозы эти четырехдневные, точность погоды на завтра по России — 94 процента, на три дня вперед — 85 процентов. Чего еще желать?
Желать остается многого. Например, как узнать погоду на месяц вперед? Или, скажем, на предстоящую весну? Вот это как раз и невозможно. И чем дальше мы хотим заглянуть в будущее, тем недостовернее становится прогноз. А уж предсказание климата на XXI век — дело вовсе туманное.
Климат планеты зависит от огромного количества факторов. Температура океанских вод, ветры у поверхности Земли, мощные скоростные потоки в верхних слоях атмосферы, холодные и теплые морские течения, области высокого и низкого давления, содержание в атмосфере газов, удерживающих земное тепло, запыленность воздуха, круговорот химических веществ в биосфере — все это ежедневно, ежечасно формирует погоду. Так что для предсказания климата даже на день вперед требуется огромное количество вычислений.
Необходимость привлечения колоссальных вычислительных мощностей для метеорологических прогнозов первыми поняли еще в двадцатые годы два крупных математика — Александр Александрович Фридман, создатель советской школы динамической метеорологии, и англичанин Льюис Фрай Ричардсон.
В 1922 году Ричардсон выпустил книгу «Предсказание погоды с помощью числового процесса». Перед его мысленным взором вставал огромный амфитеатр, заполненный «64 тысячами вычислителей, которые определяют погоду по всему земному шару». (Под вычислителями подразумевались люди, вооруженные счетами, логарифмическими таблицами или логарифмическими линейками.) «Работа вычислителей по каждому региону, — писал дальше Ричардсон, — координируется администратором более высокого ранга... Как только данные по будущей погоде рассчитаны, четыре старших клерка на центральной кафедре собирают их и передают по пневматической почте в тихую комнату. Там данные кодируются и передаются по телефону на радиовещательную станцию».
Видение Ричардсоном будущего было смелым и замечательным: он понял, что архитектура вычислительной системы должна отражать существо решаемой проблемы, — то есть нащупал именно тот принцип, на котором будет строиться компьютерная техника семьдесят лет спустя. Однако чего Ричардсон не смог предвидеть — так это того, что для точного глобального прогноза погоды требуется около квадриллиона вычислений. Шестидесяти четырем тысячам «человеческих компьютеров» понадобилось бы более тысячи лет, чтобы рассчитать прогноз погоды на следующий день!