При Тиглатпаласаре I воины Ашшура совершают более 30 походов на запад, захватывают северную Сирию, Финикию и некоторые провинции Малой Азии. Пучок торговых путей, связывающих Запад с Востоком, вновь оказывается в руках ассирийских купцов. В честь своего триумфа после завоевания Финикии Тиглатпаласар I устраивает демонстративный выход на финикийских военных кораблях в Средиземное море. Из Египта триумфатору незамедлительно были присланы богатые дары. Предчувствия не обманули великого фараона Эхнатона, принимавшего когда-то ассирийское посольство: горстка не знающих страха пассионариев, воспользовавшись моментом, действительно перевернула мир.
С мечом в руке и Вавилоном в сердцеНаибольшей проблемой Ассирии на протяжении всей ее истории был Вавилон. При этом он не являлся проблемой только внешней, политической или военной – на определенном этапе наращивания ассирийской военной мощи Вавилон больше не представлял для армии Ашшура серьезной угрозы – его «брали» множество раз, но тем в большей степени он превращался в проблему внутреннюю, в глубокий, неискоренимый невроз, любовь—ненависть, которую нельзя утолить. С Вавилоном ассирийцев связывает такой узел чувств, что расплести его под силу разве что какому-нибудь историческому психотерапевту. Если бы цари Ассирийской державы просто превратили бы Вавилонию в одну из своих провинций, дело, возможно, разрешилось бы проще. Но нет! Они не хотели овладевать им грубой силой. Каждый раз после очередного «взятия» Вавилону оставлялся статус самостоятельного вассального царства, а если не царства, то по крайней мере вольного города.
Ассирийцы словно бы демонстрировали вавилонянам свое великодушие, прося: «О, искушенные дети Мардука, полюбите нас, богатырских сыновей Ашшура, живите в ладу с нами, и мы охраним ваш волшебный город от любых посягательств извне»… В требовании этой невозможной любви заключалось, помимо прочего, настояние признать родство (этнически ассирийцы и вавилоняне даже ближе друг к другу, чем русские и украинцы: они лишь говорили на разных диалектах одного языка) и если не равенство, то хотя бы соразмерность силы Ассирии пленительной красоте Вавилона. Но «любви» так и не получилось. И когда Вавилон в очередной раз восстал, призвав в союзники халдеев и эламитов, ассирийский царь Синаххериб в 689 году до н. э. стер Вавилон с лица земли, пустив по его улицам воды из открытых шлюзов Евфрата. Так отчаявшийся влюбленный убивает свою возлюбленную. Но Ассирия не простила своему царю утраты Вавилона. В свою очередь Синаххериб был убит в своем же дворце, а его преемник Асархаддон восстановил Вавилон, вернул ему прежние привилегии, ввел в пользу вавилонских храмов новые налоги по своей огромной державе – притом что в это же время он, не зная жалости, прорубался через дружественный когда-то Египет, пока не довел границы Ассирийской державы до первого порога Нила.
Будучи ближайшими родственниками по крови, сыны Ашшура разительно отличались от сынов Вавилона. Если вавилоняне, за исключением небольшой прослойки «богобоязненных», были, в общем-то, законченными гедонистами, то ассирийцы предпочитали жизненным усладам вавилонян суровые забавы совсем иного рода: бесчисленные барельефы запечатлели сцены царских львиных и прочих охот, где мышцы каждого воина напряжены до предела, струится кровь, мчатся колесницы, догоняют жертву охотники… Война тоже, кстати, была одним из их излюбленных сюжетов: битва, разрушение города, унижение пленных, пирамиды из отрубленных голов побежденных, враги, обращенные в рабов… Предельное напряжение сил, подвиг, битва – вот жизненный идеал ассирийца. Это сказывалось и на отношениях полов в обществе. Если для вавилонянина семья как раз и была той «норкой», в которой реализовывался его жизненный гедонистический идеал, то для ассирийца все было иначе. Семья была лишь «стартовой площадкой» воина, и хотя в Ассирии было разрешено многоженство, гарем служил сыновьям Ашшура не для нег, а для укрепления сил и хозяйства воина.
Отношение к женщине в Ассирии было довольно суровым, а сексуальные связи гораздо более брутальными и лишенными той нежности, которой была окрашена любовь в Вавилоне.
Поэтому, хотя Ассирия и Вавилон питались соками одной культуры, они по-разному распорядились ими: одни обратили этот сок в приятное вино, другие изготовили из него огненный и ослепляющий напиток. Прекрасной иллюстрацией к этой ситуации может служить «Эпос о Гильгамеше». Произведение это пользовалось необыкновенной популярностью как в Ассирии, так и в Вавилоне. Но ассирийцы скорее видели свое подобие в молодом Гильгамеше, царе Урука, готовом совершать подвиги единственно во имя подвигов и без разбору пользоваться дочерьми и женами народа своего. Чтобы стать «вавилонянином», Гильгамешу пришлось преодолеть свой эгоцентризм в чувстве горячей дружбы, пережить горе и смертный страх после гибели друга, возжелать бессмертия, добыть его, чтобы тут же, по глупой случайности, утратить и в конце концов отказаться от попыток достичь недостижимое и – жить, наслаждаясь жизнью, не покушаясь на то, что не дано человеку. Ассирийцы же веками рвались к недостижимому – не на словах, но на деле, не к бессмертию, но к мировому владычеству.
Война ради войны