Фото: ROGER-VIOLLET/EAST NEWS
Созвездие полководцев
Современный человек если и слышал имена французских генералов конца XVIII — начала XIX века, то в лучшем случае представляет их своего рода планетами-спутниками, вращавшимися вокруг блистательного солнца — Наполеона Бонапарта. Современники же считали этих полководцев самостоятельными светилами. У республики было много даровитых генералов, и некоторые из них, возможно, не уступали талантами корсиканцу. Но так случилось, что все они один за другим сошли со сцены. Бартелеми Катрин Жубер погиб в 1799 году в битве при Нови, сражаясь против Суворова. Блистательный Луи Лазар Гош умер в 1797-м в возрасте 29 лет не то от пневмонии, не то от туберкулеза. Ходили слухи, что он был отравлен. Двое друзей, Луи Шарль Антуан Дезэ и могучий Жан Батист Клебер, погибли, по странному совпадению, в один день, 14 июня 1800 года, с разницей в несколько минут. Первого сразила австрийская пуля в тот момент, когда чаша весов в битве при Маренго окончательно склонилась на сторону его армии, а второй, командовавший войсками в Египте, пал от ножа убийцы. К концу 1800 года в живых не осталось ни одного военачальника, чей авторитет мог бы сравниться с наполеоновским, кроме генерала Моро.
Жан Виктор Моро родился в 1763 году в департаменте Финистер на западе Франции, в семье адвоката. Его отец, Габриель Луи Моро, закончил свои дни в 1794 году на гильотине, что не помешало сыну, хотя он и осудил якобинский террор, на всю жизнь остаться убежденным республиканцем. Жан Виктор сделал блистательную карьеру на службе у республики. Вступив добровольцем в Национальную гвардию, он быстро поднялся до дивизионного генерала в Северной армии, которой командовал Жан Шарль Пишегрю, завоеватель Фландрии. После победы над австрийцами в битве при Туркуэне Моро прославился на всю Францию. Даже когда генералу приходилось отступать, он делал это с блеском и с минимальными потерями. В 1796 году Моро был назначен главнокомандующим Рейнской армией, с которой, одержав несколько побед, занял Регенсбург и Мюнхен. Однако в следующем, 1797-м, генерал был отстранен от командования. Его боевой товарищ Пишегрю, избранный председателем Совета пятисот, выступил против «зажравшейся» Директории — пяти «директоров», составлявших правительство Французской республики. Его обвинили в измене и сослали в Гвиану, но он бежал и укрылся в Англии. Естественно, это не могло не бросить тень на всех, с кем Пишегрю был связан. Но без дела Моро просидел недолго — два года спустя, когда стало очевидно, что ни один из французских генералов не в состоянии противостоять Суворову, он возглавил итальянскую армию. Разбить великого русского полководца ему не удалось, но и сам Моро разбит не был.
Моро и Суворов
В марте 1799 года европейские монархии выставили против Франции вдвое превосходящие по численности силы, и французы стали терпеть поражение за поражением на всех фронтах. В частности, в апреле главнокомандующий в Италии генерал Шерер был разбит на реке Адидже. После этого он бросил армию, а Моро был назначен на его место. Разбитая армия представляла собой 20-тысячный отряд, сильно растянутый по фронту. 15–17 (26–28) апреля 1799 года на реке Адда Моро дал решительный бой превосходящим его по численности австро-русским войскам под командованием Александра Суворова. Шансов на победу у него не было, и он вынужден был отступить. По мнению специалистов, отступление было весьма эффективно, однако Директории нужны были только победы. И Моро был смещен со своего поста, а на его место во главе армии был поставлен молодой генерал Бартелеми Жубер, считавшийся одним из талантливейших полководцев республики. Жубер, желая иметь при себе опытного советника, попросил генерала Моро временно остаться при армии. 4 (15) августа 1799 года в сражении при Нови генерал Жубер был убит, а Моро вынужден был взять на себя командование плохо подготовленными боевыми действиями. Отваге его не было предела, под ним были убиты две лошади, но ничего не помогло. При Нови французы потеряли от 7000 до 10 000 человек. Моро против воли вступил в битву, которая привела французскую армию к катастрофе. Военный историк Карл фон Клаузевиц назвал сражение при Нови «великой трагедией». Сам Суворов, признавая талант Моро, говорил: «Моро понимает меня старика, а я радуюсь, что имею дело с умным полководцем».
Непрощенная победа
К тому времени Моро полностью разочаровался в Директории, которая, как он считал, предала идеалы революции. Когда в 1799 году Наполеон вернулся из Египта и начал готовить заговор против Директории, Моро согласился его поддержать и в день переворота с отрядом из 300 солдат блокировал в Люксембургском дворце двух членов правительства, непричастных к заговору, — Луи Гойе и Жана Франсуа Мулена.
Но сделавшись первым консулом, фактическим главой государства, Наполеон предпочел отправить потенциального конкурента подальше от Парижа, поручив ему формирование новой Рейнской армии.
Моро справился с этой задачей блестяще и в начале декабря 1800 года в битве при Гогенлиндене наголову разбил австрийскую армию, что позволило Франции заключить крайне выгодный для нее Люневильский мир, положивший конец десятилетней войне в Европе.
Простить Моро эту победу Наполеон так никогда и не смог. После Гогенлиндена он видел в генерале своего главного соперника. Действительно, Моро командовал прекрасной армией, солдаты и офицеры обожали его и готовы были идти за ним в огонь и воду. Его популярность в народе была огромна, в частности и потому, что после триумфа при Гогенлиндене он повел себя в высшей степени достойно, заметим, в отличие от Наполеона, который неизменно раздувал свои победы и даже присваивал себе чужие, как, например, победу в знаменитом сражении при Маренго, за которую Франция должна благодарить павшего в этой битве генерала Дезэ. И при всем том Моро никакой опасности для Наполеона не представлял. Этот упрямый, как все бретонцы, но очень скромный человек был весьма далек от большой политики.
Однако принципам своим он следовал неукоснительно и поэтому не видел для себя возможности сотрудничать с узурпатором, который фактически уничтожил республику. Моро ушел в отставку, женился, купил замок Гробуа, расположенный неподалеку от Парижа (к тому времени он, как и другие революционные генералы, располагал немалым состоянием), и поселился там. Сейчас бы это назвали внутренней эмиграцией.
Английский след
Тем временем все нити управления государством Наполеон сосредоточил в своих руках — и с этим не хотели мириться ни республиканцы, ни монархисты, ни те влиятельные политики, которые, подобно Сийесу, поддержали переворот 18 брюмера в надежде, что молодой генерал станет их марионеткой. Полиция разоблачала один заговор за другим, что только прибавляло Наполеону популярности. Поговаривали даже, что он сам их организовывал. Известная противница Наполеона мадам де Сталь писала: «Он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить. Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане, а потом якобы для предотвращения возврата к старому порядку ввести во Франции порядок ультрамонархический. Именно так Бонапарт и поступил».
Мадам де Сталь права лишь отчасти — кроме мнимых были и реальные заговоры, и нити их действительно вели в Англию. Хотя с 1802 по 1804 год Франция и Британия пребывали в состоянии мира (единственный такой период за все время правления Наполеона), последняя оставалась главным убежищем непримиримых врагов «корсиканского узурпатора». Здесь жил в изгнании духовный вождь французской контрреволюции — младший брат казненного короля Людовика XVI и будущий король Карл Х, граф д’Артуа. Очередную попытку свергнуть Наполеона и восстановить во Франции власть Бурбонов он предпринял вместе с виднейшим вождем французских роялистов, сыном мельника Жоржем Кадудалем.
Кредо генерала Моро
Он (Моро. — Прим. ред.) писал российскому посланнику в Соединенных Штатах Дашкову: «Истинное несчастье для человечества, что низкий виновник бедствий армии однако же ускользнул от гибели. Он может сделать еще очень много зла, ибо ужас имени его придает ему великое влияние на слабых и злополучных французов. Я уверен, что он бежал из России, опасаясь столько же дротика казаков, сколько раздражения войск своих. Пленные французы в России должны быть в отчаянии и дышать мщением. Если значительное число сих несчастных согласится под моим предводительством выйти на берега Франции, ручаюсь, что свергну Наполеона». <...> «Я готов, — писал он за месяц до отъезда из Америки, — идти во Францию с французскими войсками, но не скрою моего отвращения вступить в мое отечество с чужестранной армией»