Неудивительно, что до недавнего времени бретонцы были, да во многом и остаются, ревностными хранителями традиций. В такой замкнутой среде они сохранили не только многочисленные религиозные обычаи и культы странных полуязыческих святых, но и крестьянские обряды, которые сейчас, конечно, угасают.
Сейчас бретонские свадьбы, например, мало чем отличаются от свадебных церемоний в остальных областях Франции — кроме, пожалуй, количества родственников. Но о некоторых обычаях старожилы еще помнят. Не раз, услышав от Валери о том, что я собираюсь замуж (почему-то она считала своим долгом сообщить об этом всем и представляла меня так: «Это русская, которая говорит по-бретонски и собирается замуж». Когда же я спросила, почему она говорит именно так, Валери ответила: «У нас девушка, которая так рано выходит замуж — такая же редкость, как русские, говорящие по-бретонски»), старики хитро подмигивали, и, краснея от собственной раскованности, спрашивали:
— А знаешь, у нас в Бретани раньше первые две ночи жених невесту не трогал — не положено было... А у вас в России как? — чем приводили госпожу Коттен в крайнее смущение.
Действительно, первая ночь после свадьбы посвящалась святой Деве Марии, а вторая — святому Иосифу, и только начиная с третьей, молодые были предоставлены сами себе.
Бретонских детей приучали почтительно относиться к старшим. В некоторых областях воспитанные дети обращались к родителям исключительно на «вы». Впрочем, в разных местах вопрос обращения на «ты» или на «вы» решали по-разному. В одной местности на «вы» обращались только к старшим по возрасту, а в другой говорили «ты» только скотине. Кое-где, например, в Бигуденской области, всем женщинам и даже маленьким девочкам положено говорить только «вы», а с мужчинами можно и не церемониться.
К тому времени я уже побывала в Бигуденской области и знала, что в местном говоре слово «вы» звучит как «фи», Один из первокурсников Реннского университета, где я училась, уроженец Трегьерской области, таких тонкостей не знал. Как-то раз он решил поспорить с другим студентом, бигуденцем, о том, чья область лучше. И вот трегьерец завел разговор о вежливости. На что бигуденец тут же нашел веский аргумент:
— У нас, в Бигуденской области, всем женщинам говорят «фи»!
— Вот я и говорю, что вы грубияны, каких мало! — отвечал трегьерец.
Оба молодых человека — бретонцы, имели довольно расплывчатое представление о нравах и обычаях соседней области. А ведь дело происходило не в начале двадцатого века, а в середине последнего его десятилетия...
У многих бретонцев сейчас просыпается ностальгия. Даже молодые иногда не прочь порассуждать о добром старом времени, когда все было так хорошо. Как-то на одной вечеринке в студенческом общежитии, где собрались в основном выходцы из сельской местности, всем хотелось поговорить по-бретонски, не смущаясь присутствием тех, кто нуждается в переводе на французский. И вот там студент первого курса заявил:
— Вот раньше все было как надо — чинно и пристойно. Женщины с непокрытой головой не ходили — так и приличнее, и красивее. Молодые люди знакомились на ярмарках. Девушки всегда стояли возле своих родителей и без их разрешения танцевать не шли. А сейчас — бегай за ними по дискотекам...
Анна Мурадова
Франция, Бретань
Страны и народы: Ее высочество Королева дождя
«Вы хотите познакомиться с Королевой дождя? — спросили мои гостеприимные хозяева в долине Мукетси. — До, но даже не всем верноподданным позволено ее лицезреть. Хотя белых она иногда до себя допускает. Впрочем, у нас есть связи. Постараемся вам помочь». Так, благодаря «связям», я смог получить едва ли не самое сильное впечатление за мое десятинедельное пребывание в Южной Африке. И то сказать — ее высочество Муджаджи V—первая в многовековой истории Королева дождя, которая... отказывается вызывать дождь!
Но давайте обо всем по порядку.
Мне выпала удача читать лекции в Южной Африке, причем практически по всей стране: в свое время я получил официальное приглашение от университета Виста. Университет этот необычен. Хотя по числу студентов он чуть ли не самый крупный в стране, на деле это не совсем так: он состоит из нескольких филиалов, разбросанных по всей стране и пользующихся значительной автономией. Дело в том, что университет Виста создавался в начале 80-х годов по всем канонам апартеида, предусматривавших, в частности, раздельное обучение и разный уровень образования для белых и черных южноафриканцев.
Тогда в семи тауншипах — черных пригородах главных промышленных областей страны — были постепенно созданы кампусы — мини-университеты с единой, правда, чисто формально, штаб-квартирой в Претории. В каждом кампусе свой директор, свои сотрудники. Каждую кафедру возглавляет заместитель заведующего — сам же заведующий сидит в одном из кампусов и общается с подчиненными в других частях страны в основном по телефону. В каждом кампусе есть и свой совет студенческих представителей — он оказывает заметное влияние на учебный процесс. Как-то раз я даже стал невольным свидетелем студенческой забастовки, которой руководил этот самый совет.
В общем, мне, как «профессору в гостях», предстояло побывать во всех семи кампусах — то есть проехать по всей стране. Кроме того, по договоренности с организаторами поездки, я должен был читать лекции и в других университетах — тех, что будут лежать у меня на пути. Таким образом, моя программа включала как престижные университеты ЮАР: Витватерсрандский, Стелленбосский, Кейптаунский, Университет Южной Африки (ЮНИСА), — так и менее известные: Почефструмский, Преторийский и Университет Оранжевого Свободного государства в Блумфонтейне.
Одним из немногих университетов, посещение которого не входило в мою программу, был Северный университет в городе Питерсбурге в Северном Трансваале. Но и в Трансваале я побывал благодаря счастливому стечению обстоятельств.
Незадолго до моей поездки в ЮАР я познакомился с гостившими уже второй раз в Москве профессором Фредриком Энгельбрехтом и его очаровательной женой Идой; они-то и пригласили меня к себе — погостить, если я когда-нибудь буду в ЮАР. Фредрик оставил кафедру философии, где он преподавал, и занялся фермерством. И ферма его, по словам Фредрика, расположена в совершенно необыкновенном месте. Словом, Энгельбрехты меня заинтриговали...
В столицу Северного Трансвааля — Питерсбург меня довез за четыре часа комфортабельный автобус-экспресс, принадлежащий, кстати сказать, трансваальской компании с темнокожим персоналом. Энгельбрехты встречали меня. Дом их стоял на склоне горы, со всех сторон окруженный пышной зеленью, так что его не было видно ни сверху — с горного шоссе, ни снизу — из долины.
Зато долина Мукетси великолепно просматривалась с балконов, тянувшихся по всему фасаду дома. Пожалуй, это был самый красивый пейзаж из всех, что я видел в своей жизни. Энгельбрехты гордятся своим домом и любят посидеть с гостями на сандеке, провожая закатное солнце...
Гордятся они и своей чернокожей кухаркой Мелитой. Хозяева даже посылали ее учиться на курсы поваров и построили ей дом неподалеку от своего собственного: день в Южной Африке начинается очень рано — и около пяти утра Мелита уже колдует на кухне. Она уже немолодая — и в помощницах у нее трудится женщина помоложе.
Именно Мелита напомнила мне, что я нахожусь в стране африканеров, или буров: с первой же встречи она называла меня «базе», что на языке африкаанс значит «господин».
Итак, ранним утром, после завтрака, который готовит и подает Мелита, Фредрик спускается в долину Мукетси.
Энгельбрехты любят долину Мукетси, и не только за ее неописуемую красоту: ведь она их кормит. Климат и почвы долины идеально подходят для разведения помидоров, и несколько фермеров, объединив свои земли, разбили там огромную томатную плантацию — «Зед-Зед-Ту» (222). Продукция «Зед-Зед-Ту» известна не только в Южной Африке, но и в соседних странах. Считается, что эта фирма — самый крупный производитель помидоров во всем Южном полушарии. А отставной профессор философии Фредрик Энгельбрехт — один из ее директоров.