И вновь купол разложен, и вновь разбег, и вновь команда «Стоп!», и все повторяется.
Я не замечаю фоторепортера, который бегает вокруг и щелкает камерой, не замечаю Юру, который вдруг запрыгивает в свой авто и начинает спускаться по серпантину куда-то под место нашего старта, как потом объяснял он — для страховки и возможной быстрой эвакуации в случае чего.
С четвертой попытки, перепрыгнув через какую-то кочку и чуть не задев ее краем подвески, я взлетел.
Услышал сзади ободряющий возглас: «Все нормально, летишь!» — и отправился в свое первое воздушное путешествие в качестве человека-птицы! Конечно же, парящего орла — ведь я сам, а не ветер, могу управлять своим движением! Могу опускаться, могу подниматься, могу лететь вправо, могу влево, могу ходить кругами... Ха, а могу ли? Обольщаться, пожалуй, не стоит — полетный опыт у меня на сегодняшний день близок к нулю.
Разве можно воспринимать всерьез те два прыжка-соскока со склона подмосковного карьера, что год назад совершили мы со Стасом Покровским, ведущим телепрограммы «Пилигрим», во время съемок одной из его передач? Естественно, нет.
Сижу скованно, поднятые вверх руки крепко держат клеванты — своеобразные рычаги управления — и одновременно прижимают к туловищу стропы. Под ногами — скалы, каньоны, колючки и деревья на крутых склонах. Это я вижу, это не только под ногами, но и под носом. Высота над долиной — километр с небольшим.
Краем глаза пытаюсь взглянуть наверх — купол надо мной, все в порядке. Осторожно поворачиваю голову назад — в надвигающихся сумерках на фоне горы второго параплана не видно. Дима должен был подняться следом за мной, но пока его что-то нет. «Почему на парапланах не устанавливают габаритных огней?» — проносится в голове.
Быстро темнеет — стартовали где-то в половине десятого, на небе большая облачность. Справа внизу горят огни Кастехона, мой курс — прямо, туда, где кончаются красно-бордовые ребра отрогов, подпирающих Гальинеро. Именно там предстоит выполнить первый маневр.
Немного потряхивает, и такое чувство, что поднимает. Этого только не хватало!
Чуть-чуть освоившись, начинаю крутить головой. Слева вижу боковую вершину нашей горки, но смотрится она как-то низковато. Похоже, я не снижаюсь. Не слишком ли велик для меня оказался купол «Regas Fenix», купленный ребятами в Праге для полетов на парамоторе — параплане с мотором и пропеллером? Если это так и моего веса, возможно, не хватает для нормальной его загрузки, — летать мне всю ночь в облаках, которые, к тому же, имеют обыкновение засасывать в себя и нормально сбалансированные аппараты...
Вдруг слышу по рации, висящей на груди, команду Димы: «Поворот направо!» Начинаю разворачиваться. Похоже, получилось. Лечу в сторону ночного Кастехона, но чувствую снос бокового ветра. Понемногу работая клевантами, добиваюсь выравнивания курса. Клеванты — специальные петли, похожие на стремена, но для рук. Тянешь левую — поворачиваешь налево, тянешь правую — поворачиваешь направо. Теперь обращаю внимание на свою неестественно скованную позу. Чего я так прижался к стропам? Развожу руки в стороны — все нормально, подвеска великолепно меня держит, и я сижу в ней, как в настоящем кресле.
Ага, наконец-то вижу сзади и выше себя параплан Дмитрия. До него метров триста. Выписывает кренделя.
Подо мной, в темных складках гор, поселок Урмелья. Еле угадываю узкие улочки-проходы между старинными двухэтажными домами, грубо сложенными из серого камня и покрытыми или черепицей, или тонкими пластинками из черного камня — пару дней назад мы заезжали туда, чтобы поглядеть на старинный монастырь XII века...
Прямо, слева и справа, где-то на одном со мной уровне, — темные силуэты хребтов. Влево ухолит ущелье, по которому прекрасная дорога, сейчас уже не заметная, убегает в Андорру и Францию, преодолевая при этом несколько живописных перевалов и целый каскад грандиозных тоннелей, один из которых, прямой, как стрела — более пяти километров в длину. Когда мы, добираясь сюда на машине из французской Тулузы, въезжали в него — на голубом небосводе светило солнце, природа просто пела, но, пронзив горное чрево и вынырнув с другой стороны, попали в совершенно иной мир — лил проливной дождь, и сверкали молнии.
Как необычно смотреть на мир сверху, болтая в пустоте ногами и ощущая при этом, что ты не просто висишь, а движешься! Наверняка, чувство, которое владеет сейчас мною, сродни тому, что испытывает парящий над землей Ангел или Демон. Прямо, как во сне!
Продолжаю обозревать окрестности. Справа, на стыке двух горных кряжей, замыкающих долину, — мощный извилистый с высокими скальными стенами каньон, прорезанный сквозь Пиренейский массив рекой Езерой. На протяжении десятка километров — водопады, каверны, пещеры и выставленные напоказ внутренности нашей матушки-земли, обрамленные поверху пышной растительностью.
По дну каньона проложена автотрасса — это путь на юг, в Испанию. Вход в него — в получасе ходьбы от кемпинга, и мы не раз — в поисках дополнительных острых ощущений — гоняли туда купаться и нырять с уступов, а иногда — посидеть с удочкой в надежде поймать неуловимую форель. Но сейчас каньон далеко внизу, и отсюда его почти не видно.
Впереди — расчерченный уличными фонарями Кастехон-де-Сос. Далее — неугомонная Езера, на берегу которой расположен наш кемпинг; шоссе, уходящее вдоль реки, направо по ущелью, в сторону горнолыжного центра Бенеско; светлячки-автомобили на этой дороге и два светлячка на склоне Гальинеро — это спускаются, петляя по серпантину, Юра и, с большим отставанием, наш знакомый фотокорреспондент.
По рации слышу какие-то команды, но ничего не могу разобрать — сплошной фон и шорохи. Шум и треск повторяется. И я понимаю, что на руководящие указания Димы можно не рассчитывать.
Но я уже почти над Кастехоном, и по программе должен сворачивать направо для совершения предпосадочного поворота.
Однако о какой посадке может идти речь, если я столь высоко, что в состоянии, просвистев над городком, спокойно перемахнуть через противоположный хребет! А так как ветер дует в северном направлении, то у меня, пожалуй, есть вполне реальная возможность через некоторое время очутиться где-нибудь во Франции, до которой рукой подать!
Рация шипит. Дима пытается что-то мне передать, но безуспешно. Значит, далее нужно слушаться только внутреннего голоса. И этот голос мне говорит: начинай делать большой круг над городом, с заходом налево, против ветра. Делаю виток, вроде и на этот раз получилось, высота упала. То-то дивятся сейчас люди, сидящие в открытых кафе внизу с коктейлями и пивом, взирая на небо, где какие-то два чудака пытаются поймать свой кайф в ночных полетах на наполненной ветром тряпке!
Впрочем, Диму я давно не вижу. Но он должен быть где-то поблизости. Делаю второй круг, прохожу над полем, где предстоит садиться. Вокруг него — квадратики других полей и пастбищ, разделенные узкими полосами тополевых посадок, а кое-где — низкими стенками, сложенными из округлых речных валунов. Вид — как из окна самолета. Ох, как я еще высоко!
Над заросшим деревьями склоном прилегающей к полю горки немножко потрясло. Но первые крохи уверенности уже появились. Впрочем, уверенность в благополучном полете — не знаю, на чем основанная,— сидела во мне изначально. Окрепла она после того, как наш крошка-«рено» при подъеме избежал почти неминуемого лобового столкновения с последним из спускавшихся в этот день вниз, в цивилизацию, автомобилем. А теперь это чувство обретало некую реальную основу, подтверждающуюся практикой полета.
Слышу очередное громыхание в рации, и вдруг угадываю слово «посадка». Кручу головой и вижу параплан Димы, позади меня в крутой спирали падающий вниз. Догадываюсь, что это он пошел на посадку, чтобы показать мне, откуда заходить, и потом, с земли, проконтролировать мои действия на заключительном этапе полета.