Накануне вечером, проверив фотоаппараты, бинокль, диктофон и прочее полевое снаряжение, я сел за компьютер посмотреть, что у нас есть по оленям и оленьей охоте в Интернете. Всемирная компьютерная сеть, превратившая весь мир не то в одну огромную деревню, не то в рынок-толкучку (где, как на заборе, каждый вывешивает какое угодно объявление), основательно освоена охотниками и охотничьими организациями.
Здесь можно найти все: плотность популяций животных и количество добытых зверей в разных регионах; спутниковую карту погоды на данный момент и описания охотничьих домиков и отелей; каталоги охотничьего снаряжения (по которым прямо с экрана компьютера можно заказать то, что вам требуется); восторженные рассказы об охотничьих приключениях (подчас даже в стихах) с фотографиями удачливых авторов. Всего так много и все такое яркое, что невольно тянет отключиться от этого информационного великолепия и открыть неброскую традиционную книжку, где говорится об одном из самых распространенных и популярных объектов охоты в этом регионе США. Об оленях.
В видавшем виды полевом определителе с раздавленными между страницами комарами читаю, что эту лесную часть Северной Америки населяют три вида оленей, из которых один — благородный олень — крупный, а белохвостый и чернохвостый — мелкие, похожие на наших косуль. Американский благородный олень (Cervus canadensis), называемый индейцами «вапити», по-существу, не отличается от нашего изюбра.
Это крупный зверь весом до 450 кг и с рогами, рекордные размеры которых достигают почти двух метров. Ареал этого вида включает лесной Северо-Запад США и лесистые пространства Скалистых гор. Мелкие олени: белохвостый (Odocoileus virginianus) и чернохвостый (О. hemionus, прозванный за свою длинноухость «олень-мул») более обычны и распространены в США на большей части территории страны. Во многих парках и лесных массивах эти олени свободно выходят к человеку (браконьеров им опасаться не приходится, их просто нет) и кажутся полудомашними животными.
Благородный олень — гораздо более серьезный и скрыгый зверь, лишь в отдельных, уже десятилетия заповедных местах попадающийся на глаза.
Наш первый олень небольшой, с полуметровыми шилообразными рогами («шильник»), но это уже добыча. Особого внимания, однако, она не привлекает. Прямо на месте ему распарывают брюхо, и все внутренности просто выбрасываются под куст — американцы не едят из дичины ничего кроме мяса. Каждый, кто хоть однажды ел правильно приготовленную оленью печенку или язык, может лишь сострадательно усмехнуться, но таковы реалии.
Я же, наблюдая происходящее, думаю о том, что в азиатских культурах (Монголия, Китай) от добытого благородного оленя используется абсолютно все. И связано это не с дефицитом продуктов, а с особыми целебными свойствами органов этого животного, много веков, как известно, используемых восточной медициной. Еще одно свидетельство различий внимательно задумывающегося надо всем Востока и стремительно несущегося вперед (?) Запада.
Даже отрешаясь от сугубо медицинского аспекта (насколько силен собственно целебный эффект), признаюсь, что так называемые «примитивные» культуры с их практичностью мне, несомненно, более симпатичны, нежели изощренный в своем комфорте и достатке Запад. И северные народности Чукотки и Аляски, и американские индейцы, и маньчжурские охотники стояли в своей культуре гораздо ближе нас к тому, что «цивилизованный» мир именует сегодня «устойчивым развитием», подразумевающим наиболее эффективное использование природных ресурсов с одновременной их охраной...
Философия и быт всех «примитивных» народностей испокон веков основывались на исконном понимании того, что и Человек, и все окружающее его как в материальной, так и в духовной сферах, — это неразрывные в своем единстве и взаимосвязи Части Целого. На пороге XXI века мы теоретизируем на этот счет, объясняя недостижимую для нас парадигму гармонии и баланса полной былой зависимостью малых народностей от природы. Мы часто делаем это с менторской позиции не очень умного учителя, обсуждающего ученика, и при этом наивно полагаем, что наш сегодняшний мир от природы менее зависим... Размышления мои, однако, прерывает новый, неожиданный поворот разговора моих спутников.
Охота только началась, это первое утро, а каждый охотник имеет право добыть за двухнедельный сезон лишь одного зверя. Значит, одна лицензия сейчас должна быть закрыта, выводя одного члена команды из игры. Кто-то вспоминает, что недавно у Андрея в гостях был его русский друг из Канады, купивший лицензию на рыбалку и охоту на год вперед и уехавший назад в Канаду, не использовав ее. Искушение настолько велико, что присутствующие не в силах оторваться от обсуждения открывшегося шанса, в то время как сам Андрей посмеивается про себя над происходящим — он без проблем готов отдать в общее дело свободную лицензию «уехавшей души», но ни он, ни я не верим, что наши возбужденные охотой напарники пойдут на эту в общем-то небольшую нечестность. Слишком уж не похоже это на американцев, добросовестно и свято следующих закону. Однако понаблюдать происходящее интересно. Опять аналогия с нашими реалиями.
Матерый дьявол российского браконьерства в сравнении с беззлобно кривляющимся чертенком искушающего соблазна на американской законопослушной почве... В этом сравнении мне уже Запад более симпатичен, чем гораздо более родной Восток.
Мы, конечно же, оказались правы. О желанной подтасовке поговорили, пощекотав себе нервы, после чего решили, что Тони в любом случае планировал охотиться лишь два дня и послезавтра уезжает. Народ поулюлкал, похлопывая руками по плечу безропотно свесившего усы Тони, который достал из кармана аккуратно сложенную бумагу и начал заполнять ее вместе с Бобом.
Вдвое облегченного оленя закидывают в кузов вызванного по рации грузовичка попроще (не положишь ведь добычу на кожаные сиденья), после чего отрывной талон лицензии привязывается, как бирка, к уху добытого зверя. Начало положено, сезон открыт.
После этого мы охотимся еще полдня. В один из моментов, окончательно устав от полувоенных радиопереговоров в машине, мы уходим с Андреем в «радиотень» — заезжаем в одно из известных ему мест, выключаем рацию и идем в лес пешком.
Пробираясь через глухой ельник и, радуясь, как и положено охотнику, что поблизости нет истошно-крикливых соек, я продолжаю думать про Россию и Америку и вспоминаю совсем другую охоту...
Много лет назад мы провели целый месяц в северной части Восточных Саян — в сопках, без каких-либо контактов с внешним миром. Это был байдарочный поход, в котором я, биолог-первокурсник, отвечал за охоту. Тайга в этой части Сибири — воистину суровый мир, где добыть трофей гораздо труднее, чем во вторичных, измененных человеком, угодьях Каскадных гор штата Вашингтон.
Хотя ландшафт и характер растительности этих районов схожи. В походе — напряженная физическая работа, полуголодный паек, неудивительно, что я очень хотел добыть оленя. Но больше всего мне хотелось добыть в качестве трофея рога. Было в этом много мальчишеского, однако я до сих пор помню, каким страстным было это желание.
Саянская река со звучным названием Хойта-Ока навсегда осталась для меня манящим символом дальних путешествий. Представьте себе пороги и шеверы в окружении скальных обрывов. Или мощный бурлящий поток, упирающийся в серую с голубыми разводами, словно искусственную, как в московском метро, мраморную стенку (порог «Мраморный»).
И вот в одном из мест, просматривая с высокого берега очередной порог и намечая траекторию движения по мощным струям между камнями, я вдруг замечаю в безупречно прозрачной воде сухую ветку, странно лежащую на дне. И в следующее мгновение уже вижу вторую такую же ветку, расположенную неправдоподобно симметрично первой, и понимаю, что на дне омута — огромные оленьи рога.
Как мы прошли тот порог, я даже не заметил, но вот когда байдарочным веслом подцепил с двухметровой глубины и вытащил на поверхность рога, — вот тогда сердце мое забилось быстрее обычного... Потом мы неделю плыли на байдарке с этими рогами, потом была проблема, как втиснуть их в вагон поезда, потом — в такси на Ярославском вокзале, потом зазвучали лестные оценки специалистов. Я не отправил их в Австрию на аукцион, не продал и не подарил, я храню их и сейчас...