— Я художник. Живопись! Понимаете?
— Да, — сказал Фураль.
Теперь мужчина вытянул свой указательный палец:
— Здесь я смогу работать. Мне нравится дом и вид. Мне нравятся эти дубы.
— Хорошо.
Незнакомец показал ему средний палец:
— Шесть месяцев. — Да.
Безымянный палец поднялся кверху:
— В этом доме, на этой желтой земле, похожей на игральную кость среди дикой пустыни. А скорее — на череп!
— Ну-у...
Наконец Фураль увидел перед своим носом мизинец незнакомца.
— Сколько... Сколько вы просите... за то, чтобы я жил и работал... В этом доме... шесть месяцев?
— Зачем?
От последнего вопроса незнакомец забегал кругами. Фураль дал себя втянуть в длинный никчемный спор, пытаясь объяснить, что здесь все живут по-людски, никто не снимает чужих домов, ведь у каждого имеется свой.
— Но мне нужно где-то положить свои холсты и краски, — скрежетал зубами голодранец.
— Тем более я не пущу вас.
Незнакомец выдавил из себя несколько слов на непонятном языке, гаком странном, каким говорят наверное только в аду. Фураль сложил из пальцев «козу» и показал этому новоявленному колдуну, как вдруг услышал:
— Сколько вы хотите за свою развалюху? Я куплю этот сарай. Фураль вздохнул с облегчением, убедившись лишний раз, что
имеет дело со вполне обыкновенным сумасшедшим. Штанов-то приличных нет, а туда же! «Куплю!» Да за такой приличный дом Фураль собирался запросить 20000 франков, если бы кто-нибудь когда-нибудь собрался его купить, конечно.
— Так сколько? — повторил незнакомец.
— Сорок тысяч.
— Я даю вам тридцать пять. Фураль рассмеялся от всей души.
— Какой, однако, замечательный смех. Мне хотелось бы запечатлеть ваш смех на полотне. Я передам его, изобразив корни вырванных зубов. Значит, договорились? Тридцать пять тысяч. Получите аванс.
Достав откуда-то кошелек, этот король сумасшедших отсчитал один... два... три... четыре... пять! Пять купюр по тысяче франков каждая!
— Ну вот, теперь я без гроша, — сказал он, сунув деньги чуть не в лицо Фуралю. — Хотя, может быть, я смогу потом продать этот славный домишко.
— С божьей помощью.
— Во всяком случае неплохо наведываться сюда время от времени. Господи! Да за полгода я наберу тут сюжетов на целую выставку. В Нью-Йорке все просто сойдут с ума! А я вернусь и напишу еще столько же.
Фураль на радостях и не пытался понять, что он там себе бормочет. Получив нечаянно-негаданно пять тысяч франков, Фураль стал на все лады расхваливать «товар». Он затащил мужчину внутрь дома, показал ему печь, постучал зачем-то по стенам, сводил в погреб и на чердак.
— Хорошо-хорошо, — сказал тот. — Замечательно. Все великолепно. Побелите стены и найдите служанку, чтобы убирала и готовила. Я уезжаю в Перпиньян и вернусь через неделю с вещами. О'кей?
— Нет, подождите. Надо, чтобы все было как полагается, при свидетелях. Позовем соседей, оформим бумаги. Пойдемте. Я приглашу месье Араго. Это честный человек, очень честный. И месье Гиза. Тоже очень честного. И конечно Винье, порядочного, честного, просто золотого. Разопьем бутылочку доброго старого вина. За мой счет.
— Ладно, — сказал сумасшедший, посланный ему, наверно, самим небом.
За столом у Фураля собрались все. Пришли Араго, Гиз, Винье, Честность и порядочность светились на их лицах. Сделку заключили «как полагается». Откупорили бутылку вина. Потом другую... Пожаловали еще гости. Народу прибывало. Те, кого не пустили, толпились снаружи. В комнате царило веселье, раздавался громкий смех. Сторонний наблюдатель мог решить, что здесь справляют либо свадьбу, либо отмечают какое-то событие. Жена Фураля, пожилая крестьянка, время от времени возникала на пороге, как призрак, ставила еду и исчезала.
На следующий день, после приезда сумасшедшего, во всей деревне только о нем и говорили.
— Его слушаешь, — сказал маленький Гиз, — будто вино лакаешь задарма. И думаешь, что все понятно.
— А я поверил, что превратился в бога, — вздохнул Араго. — Так прямо представил, как швыряю деньги направо и налево.
— Мне он понравился, — добавил Гиз. — И я вам скажу: отныне он мой друг.
— Плетешь невесть что, дурья башка, — рассердился Фураль. — Он же сумасшедший, во-первых. А во-вторых, это я его нашел.
— Все-таки здорово он сравнил твой дом с черепом! Это додуматься надо.
— Да врет он все, — махнул рукой Араго. — Сначала сказал, что приехал из Парижа, а потом заявил, что он американец.
— Я и говорю, жулик. Хорошо еще, что дурак.
— Однако дом он купил. А кабы жулик, то стал бы он платить тридцать пять тысяч?
— Я и говорю. Дурак. Хорошо еще, что богатый.
— И откуда у дураков деньги?
Ничто не доставляло им большего удовольствия, как эти пересуды. Они с нетерпением ждали возвращения сумасшедшего. Он приехал, как и обещал, через неделю, и потребовался целый день, чтобы перенести в дом все его вещи.
Вечером они снова собрались вместе — свидетели, помогавшие таскать рамы, холсты, и просто любопытные. Оставался сущий пустяк: получить от придурка тридцать тысяч франков.
Фураль со всей деликатностью намекнул о долге. Красномордый верзила улыбнулся, достал из кармана черную книжечку и, вырвав один листок, похожий на лотерейный билет, протянул его Фуралю.
— Не волнуйтесь, вот ваш чек.
— Нет, — сказал Фураль.
— Что еще не так?
Знаем мы эти штучки с лотерейными билетами. Обещают миллионы, а ни шиша не выигрываешь. Лучше гоните денежки, дружок.
— Но это и есть деньги, а не лотерея. Чек. Понимаете? Любой банк выдаст по нему тридцать тысяч франков. Посмотрите, здесь все в порядке.
Фураль ничего не понял и растерялся. Не хотелось упускать выгодную сделку. Он взял бумажку, попрощался и вышел, а за ним и остальные. В конце месяца Фураль собирался ехать в Перпиньян. Вот тогда он и проверит: надули его или нет.
Через несколько дней чудака знала уже вся деревня. Фураль был при нем кем-то вроде переводчика. Выяснилось, наконец, что незнакомец действительно приехал из Парижа и он действительно американец, проживающий постоянно в США.
— Значит, вы никого не знаете в нашем краю? — закинул удочку Фураль.
— Никого.
И у него в голове зашевелились смутные пока идеи. Однажды ночью Фураль проснулся и, лежа в темноте, хорошенько все обдумал.
В конце месяца он достал странную бумажку, осмотрел ее со всех сторон и двинулся к сараю. Он застал придурка, сидящего на пне и рисующего красками. И что вы думаете он рисовал? Засохшие оливы старухи Рустан, на которых сроду никто ни одной оливки не видал!
— Что вы хотите? Я очень занят! — заорал этот чокнутый.
— Вот, — показывая бумажку, сказал Фураль. — Я пришел за деньгами.
— Но какого дьявола вы явились ко мне?
Фураль никогда не видел его таким злым. Понятно! Любой весельчак позеленеет, когда с него начнут трясти деньжата.
— Послушайте, — сказал Фураль. — Это очень серьезно.
— Послушайте! — ответил тот. — Это называется чек. Я вам дал, а вы несите его в банк. Банк дает деньги.
— Какой еще банк?
— Ваш банк. Вообще, любой банк. Например банк Перпиньяна.
Фураль вздохнул и стал жаловаться, что он бедный человек и не может каждый день кататься в Перпиньян и обратно.
— Вы прекрасно знаете, — сказал придурок, — сколько стоит этот «дом». Я и так заплатил слишком много. Если вам нужны деньги, езжайте в Перпиньян и получите.
Фураль сразу смекнул, что Гиз его выдал, сообщив сумасшедшему истинную цену. «Ладно, Гиз, — мысленно произнес Фураль, — ты у меня еще попляшешь». Делать нечего, он вернулся к себе, надел черный костюм и побрел к шоссе.
Перпиньян — странный город. Народу тьма. Все толкаются. Ничего не разглядишь. Например, вывеску банка. За те пять минут, что он ее читал, Фураля толкнули раз двадцать.
Наконец он вошел. Вот это да! Колонны, лестницы, кругом полированное дерево. Служащие в одинаковых костюмах сидели каждый за своим столом, словно мышки в сыре.
Полчаса он стоял посреди зала, и никто не обращал на него внимания. Потом одна из этих «мышек» сделала ему знак приблизиться. Фураль подошел и протянул чек. Служащий смотрел, ничего не понимая. «Вот-те и на!» — оборвалось в груди Фураля.