Из прохладной чащи последнего сохранившегося на Земле умеренного дождевого леса, из сухого равнинного буша, со склонов юго-западных гор навстречу белому человеку двинулись невиданные «чудища». По произвольной аналогии с привычными существами появились в справочниках сумчатая крыса и сумчатая мышь. Более экзотическим образом получил свое жутковатое название сумчатый дьявол – существо, вообще говоря, очень симпатичное на вид, хотя и зубастое. Говорят, что «дьявольской» его сущность фермеры сочли из-за зловещих криков, которые он издает после заката. Впрочем, у страха глаза велики: вполне возможно, что маленькому сумчатому хищнику был просто «приписан» голос какой-нибудь птицы, например желтохвостого какаду, который действительно издает леденящие душу звуки (кстати, ныне доказано – сумчатые вообще очень молчаливы, почти немы).
Но сумчатый дьявол-то отделался лишь зловещим именем. Иное дело – более крупный и уважаемый хищник тилацин, или сумчатый тигр, в русскоязычном обиходе почему-то перекрещенный в волка. Еще аборигены ненавидели его как конкурента в охоте на кенгуру. К приходу британцев популяция тигров-волков, вообще говоря, скорее напоминавших гладкошерстную собаку средних размеров, только с черными полосами на спине, уже была значительно подорвана. Но фермеры этого экологически тревожного факта совершенно не приняли в расчет, а, обвинив экзотического хищника в систематических кражах овец, принялись с пылом его преследовать.
К тому моменту, когда немногим энтузиастам пришло в голову, напротив, охранять исчезающий вид, спасти его было уже практически невозможно (еще в конце XIX века директор одного из австралийских зоопарков, который сам держал тилацинов, предрек их неизбежное исчезновение). В неволе волк размножался плохо – хотя бы потому, что у этого зверя, как и у всех сумчатых, трудно на глаз отличить самца от самки и, соответственно, поселить их вместе. Истребление продолжалось, и 7 сентября 1936 года в Хобартском зоопарке умер Бенджи, последний «официально зарегистрированный» сумчатый волк. Накануне температура упала до –3° (сентябрь в Южном полушарии – почти то же, что у нас март), а подвыпивший сторож забыл на ночь отпереть своему питомцу дверь специального домика-загона. Между прочим, при ближайшем рассмотрении Бенджи оказался девочкой.
Таким образом, остров Тасмания может претендовать на место в Книге рекордов Гиннесса как последнее из мест исчезновения целого вида крупных млекопитающих на Земле. Это подтвердят любой сотрудник Службы охраны природы, штатный рейнджер любого национального парка (они составляют половину территории Тасмании), любой человек науки. И будут яростно опровергать любой фермер, бармен сельского паба, пастух или хозяин придорожной бензозаправки.
Про тилацина современные тасманийцы знают все: как блестит в лунном свете его шерсть, какие он издает звуки (зоологи опять-таки утверждают, что никаких), какие у него походка и повадки. Не знают они только одного – где его искать.
Не знала этого и экспедиция «Вокруг света».
«Что делать, если мы его найдем?» – Краткие сборы – Полуостров за шлагбаумом – Дорога через 1945 год – Я попадаю в лапы «выростогубого гладконоса-мутанта» – Путь кенгуренка начинается
– Алексей! У вас есть нож? – спросил меня мой спутник, бывалый путешественник и знаменитый фотограф-натуралист, который до нашего приезда в административный центр штата Тасмания город Хобарт не успел побывать разве что в центре Земли. Больше всего я боялся оказаться для Леонида Круглова обузой. Что если я отстану «на марше»? Или заболею? Или у меня не окажется какой-нибудь элементарной детали экипировки? Вот, кстати, нож. Зачем, интересно, он ему нужен?
– Нет, ножа у меня нет.
– Тогда обязательно надо купить. Или прихватить в гостинице. А то что же мы будем делать, если встретим его?
Испытав облегчение оттого, что со мной всего лишь пошутили, я заметил, что если мы встретим его, сумчатого призрака, то уж, во всяком случае, не станем пырять ножом.
Как уже было сказано, сумчатого волка, как и прочих животных, на Тасмании можно искать везде. Несмотря на резчайшие (в чем мы скоро убедились воочию) климатические контрасты острова, фауна здесь однородна. Маршрут поэтому мог быть произвольным. Первым пунктом нашего путешествия был намечен юго-восточный полуостров Тасман (тот самый, на котором впервые высадились европейцы), куда мы и отбыли, задержавшись лишь для того, чтобы сделать необходимые закупки. Были приобретены: во-первых, палатка – по моему, скаредного казначея, настоянию – самая дешевая. Опытный спутник сетовал на мое легкомыслие и по сути был, конечно, прав. Но скромное синтетическое сооружение каким-то чудом нас не подвело; во-вторых, хлопковое одеяло в форме спального мешка – одна штука, только для Круглова. Я опять пожадничал и на сей раз пожалел: только добрый гений всех путешествующих спас меня от пневмонии; и, наконец, внушительных размеров джип, который мы, разумеется, не купили, а взяли в аренду, и он сослужил нам добрую службу: и от холода спасал, и бездорожья не боялся.
…Соединенный с основной Тасманией узким перешейком (на котором специальный служащий в униформе перед каждым автомобилем трогательно вручную открывает и закрывает миниатюрный шлагбаум), полуостров Тасман пользуется дурной славой. Будучи с трех сторон открыт антарктическим ветрам, он почти круглый год «грудью» встречает штормовые волны, которые за долгие тысячелетия превратили его побережье в цепь неприступных скалистых бухт (здесь их метко называют blowholes – то есть «продувными дырами») и мысов, где даже карликовые пингвины (единственный вид пингвинов, размножающийся в Австралии) чувствуют себя не совсем уютно. Дожди льют, почти не переставая, в чем наша экспедиция сразу же убедилась. Не успели мы проехать и двух километров, как стена воды вокруг нас сделалась такой непроницаемой, что мы благополучно проскочили поворот на городок Таранну, который и был первым пунктом нашего назначения: тамошний парк дикой природы специализируется на сумчатых дьяволах и выполняет благородную миссию спасения осиротевших или раненых животных. Кроме того, сюда стекается вся информация о животном мире в округе – когда и кто какого зверя встретил, где возник вдруг лесной пожар, где выбросило кита на сушу…
Вместо Таранны, однако, мы не успев моргнуть глазом оказались на проселочной дороге, по обеим сторонам которой маячили даже не заросли, а какой-то фантастический лесоповал, образованный где почерневшими, а где неестественно белыми стволами гигантских хвойных деревьев – картина, навевающая мысль о последствиях ядерного взрыва. Высвеченная фарами табличка гласила, что «данный лес находится в стадии восстановления после жестокого пожара 1945 года», но следов восстановления видно не было. Путь наугад продолжался, а смысл соотносить его с картой, разложенной у меня на коленях, напротив, исчез. На карте острова Тасмания такой дороги нет. И очень похоже, что по ней никто не ездил лет двадцать.
Несмотря на отсутствие еды и воды, нам ничего не оставалось, кроме как, завидев щит с радушной надписью «Добро пожаловать в ФортескьюБей. Постоянное население – 6 человек», остановиться на ночлег. Предоставив Леониду расставлять палатку, я отправился разыскивать власти этого «крупного» населенного пункта. Они, как ни странно, обнаружились – в лице миловидной женщины средних лет с вязаньем в руках, которая открыла на мой стук единственное стационарное строение в округе – снятый с колес вагончик со взаимоисключающими надписями на двери: «Киоск открыт» и под ней – «Закрыто».
– Ужасная погода.
– Да, сэр. Советую вам ставить палатку подальше от океана. А еще лучше – ночевать в машине.
– Почему? Из-за дождя?
– Ну да. И вообще. Могут потревожить животные.
– Какие животные? Мы, знаете ли, русские журналисты. Как раз животных и ищем. А больше всего нас интересует сумчатый волк…
– Вот именно, – загадочно высказалась хранительница лагеря «Фортескью-Бей» и, демонстрируя явное нежелание продолжать диалог, пожелала мне спокойной ночи.
Но сбыться ее пожеланию было не суждено. Мне приснилось, будто я брожу по доисторическому тасманову лесу, и вдруг он начинает рушиться на моих глазах. Воет ветер, приходится уворачиваться от падающих крест-накрест, как оловянные солдатики, столетних сосен. Тут неожиданно появляется летучая мышь с трехметровым размахом крыльев (самая крупная местная летучая мышь, выростогубый гладконос Гоулда, весит не более 18 граммов – вспоминаю я во сне) и камнем бросается на меня, придавливая к земле. Я энергично отбиваюсь, хватаю чудище за лапы – и ощущаю на ладонях прохладу пластика, натянутого на металлические крепления палатки. Мощный порыв ветра так скособочил ее, что мы с Леней оказались спеленутыми, подобно мумиям, впрочем, бывалый путешественник даже не проснулся. Чертыхаясь, я выбрался из палатки, поправил крепления и, освещая карманным фонариком абсолютно темную в отсутствие Луны и звезд тропинку, отправился к пляжу ожидать рассвет.