Впрочем, существовал и другой путь. Еще до начала войны делались попытки стрелять из пистолетов очередями, однако дальность и кучность стрельбы оставляли желать лучшего. Но в ближних окопных боях дешевый «легкий пулемет» под пистолетный патрон уже не казался ересью. Да и патроны пистолетов были дешевле, и носить их с собой можно было больше. Это предопределило появление пистолетов-пулеметов.
Итальянцы в 1917 году приняли спаренный пистолет-пулемет системы капитана Б.А. Ревелли (по фирме-производителю его именовали «Виллар – Пероза» или «Фиат») с бронещитом и сошками – компактное средство обороны. В Германии конструктор Х. Шмайссер разработал под 9-мм патрон «парабеллум» гораздо более перспективный вариант «карабинной» схемы, получивший обозначение MP.18/I (МР – «Машиненпистоле») и имя «Бергман» (по производителю). Автоматика на основе отдачи свободного затвора, выстрел с заднего шептала, перфорированный кожух ствола, короткая деревянная ложа – эти черты МР.18 определили облик пистолетов-пулеметов лет на 20 вперед. После того как к МР.18 приспособили дисковый магазин от длинноствольного пистолета «Парабеллум артиллерийский», он оказался эффективным штурмовым средством (позже согласно Версальскому договору такое оружие было включено в число боевых средств, запрещенных к применению германским рейхсвером).
Пистолеты-пулеметы и автоматы, возникнув как вариант легкого пулемета, являлись на тот момент оружием коллективным, индивидуальным же оружием им стать только предстояло.
До Первой мировой войны ручные гранаты были не то чтобы в загоне, просто относили их к инженерным средствам. Ситуацию несколько изменили Русско-японская и Балканские войны, когда ручные гранаты (в основном самодельные) оказались в руках пехоты весьма эффективным оружием. В России к началу мировой войны успели принять 2 модели ручных осколочных гранат системы В.И. Рдултовского – образцов 1912 и 1914 годов. Но только с началом войны гранаты перешли в разряд массового пехотного оружия. С одной стороны, бои за окопы и разрушение проволочных заграждений требовали таких средств все в большем количестве, с другой – граната оказалась достаточно проста в изготовлении.
И вскоре гранаты стали выдавать всей пехоте. Всего за время войны русские войска получили 15,5 млн. ручных гранат от отечественных и около 19 млн. – от заграничных заводов. Разномарочность гранат была велика – применялись гранаты «германского образца», 3 английские модели, 2 французские, 1 японская (кстати, черты французской гранаты F1 и английских Мильса и Лемона были потом использованы в русской гранате Ф-1 «лимонка»).
Гранаты делились на дистанционные (запал подрывал заряд через определенное время) и ударные (со взрывом при ударе о преграду), деление же на оборонительные и наступательные только еще намечалось. Зато во второй половине войны уже появились химические гранаты – с отравляющими веществами, а также более «безобидные» – дымовые.
Желание повысить дальность броска гранаты и нехватка минометов породили массу импровизаций вроде траншейных пружинных катапульт и арбалетов. Но удобнее всего оказались ружейные (винтовочные) гранаты. Тут выделилось два направления – «шомпольные» («хвостовые») гранаты и ружейные мортирки. В первом случае длинный штыревой хвост гранаты вставлялся спереди в ствол, а в полете играл роль стабилизатора. Эту схему, напоминавшую первые минометы, представил англичанин М. Хилл еще накануне войны, в ходе же ее она стала весьма популярной. В России приняли 4 разные гранаты «шомпольного типа»: 2 системы полковника Рдултовского, 1 – системы штабс-капитана Мгеброва, 1 – системы полковника Зеленского. Параллельно с ними приняли также осколочную гранату и гладкоствольную дульную мортирку системы Карнаухова, Павловского и Сегаля. Все эти гранаты выстреливались специальными холостыми патронами с максимальной дальностью стрельбы от 220 до 450 шагов (от 156 до 319 м).
Но отечественная средняя и мелкая частная промышленность «надорвалась» уже на корпусах ручных гранат, и заказы на ружейные гранаты постоянно срывались. Так что русская армия в отличие от своих союзников и противников получала этот вид вооружения в незначительных количествах.
Зато к концу войны в 1917-м появилась перспективная дульнозарядная нарезная мортирка штабс-капитана М.Г. Дьяконова. Она имела выступы, которыми входила в нарезы мортирки, и осевой канал для прохода пули, так что выстрел производился боевым патроном, не нужно было перезаряжать винтовку и не было опасности подрыва гранаты в стволе. При выстреле пуля проходила насквозь, а пороховые газы выбрасывали гранату и поджигали дистанционный состав запала, который можно было поставить на разное время.
Боевая авиация и появление танков заставили искать оружие для борьбы с ними. Специальные пули и зенитные пулеметные установки решали эту проблему лишь отчасти, нужно было оружие мощнее стрелкового (нормального калибра) и легче артиллерийского. Так на свет появился крупнокалиберный пулемет. В 1917 году французская фирма «Гочкис» выпустила 11-мм пулемет «Баллун» – для стрельбы по аэростатам наблюдения под старый патрон «гра», но с бездымным порохом и зажигательной пулей. В Германии в 1918-м появился 13,32-мм пулемет TuF (Tank und Flug) – увеличенный вариант «Максима». Но он, равно как и «Гочкис Баллун», оказался неудачным прежде всего из-за своей громоздкости и параметров установок. Пока же TuF пытались поставить на производство, было также решено вернуться к «крепостным ружьям», но уже в форме противотанкового ружья (ПТР) под 13,32-мм патрон TuF. Впрочем, о созданном в спешном порядке фирмой «Маузер» однозарядном «Танкгевере 1918» можно было сказать, что первый блин получился комом – неповоротливое ПТР имело еще и нетерпимо сильную отдачу, а его пуля – очень слабое заброневое действие. Это обстоятельство существенно повлияло на то, что позже идея ПТР с большим трудом прокладывала себе дорогу.
Как в артиллерии пришлось отказаться от единого на все случаи жизни выстрела, так и в стрелковом оружии опыт войны потребовал различных типов пуль для одного типа патрона. Борьба со стрелками, пулеметчиками и артиллеристами за броневыми щитами, а также с бронемашинами потребовала бронебойных пуль; стрельба по самолетам, аэростатам и дирижаблям – зажигательных; корректировка огня – трассирующих, со светящими или дымовыми трассерами.
Но все это ставило под сомнения старые конвенции. Например, Петербургскую 1868 года, запрещавшую стрельбу «взрывчатыми пулями»: Россия приняла такие пули среди первых для стрельбы по зарядным ящикам и предметам, но была опасность «не уследить» за их расходом в бою. К началу же мировой войны «взрывчатые» пули оставались хотя бы в виде пристрелочных, дававших при попадании яркую вспышку или облачко дыма. И когда австрийские пристрелочные пули с зарядом черного пороха полетели в русских солдат, русская и союзная пресса взорвалась шквалом обвинений «в варварстве». А после того как в огнестрельных ранах стал обнаруживаться фосфор (входивший в зажигательные составы), зажигательные пули поспешили объявить «отравленными». Впрочем, к середине войны, когда зажигательные, разрывные и трассирующие пули использовались все шире, взаимные обвинения стихли.