Приходилось ей бывать под владычеством Франции и избавляться от него. Последний раз это было при императоре Наполеоне. Но фламандцы считают самой исторической победой своего народа «битву золотых шпор» при Кортрейке (Кургре по-французски) 11 июля 1302 года, когда цеховые ополчения фландрских городов и крестьяне окрестных сел разгромили французских рыцарей.
Простолюдинам — крестьянам и горожанам — тогда запрещалось носить оружие. Но они имели право на длинные ножи, необходимые при работе. У ополченцев Кортрейка ножи оказались очень длинными. Они заманивали надменных дворян-всадников на болотистые земли, кони под тяжестью доспехов увязали в вязкой земле. Тогда «фламандское мужичье» стаскивало рыцарей с коней и добивало ножами. Они кучей кидались на рыцарские мечи, гибли, но следующие добирались до сеньорского горла. Строго говоря, против французов тогда сражались не только фламандцы. Но они считают эту дату началом своего государства.
И хотя с тех пор Фландрия неоднократно переходила из рук в руки более могущественных соседей, в конце XX века она ежегодно отмечает 11 июля как национальный праздник.
Только Фландрия — не Валлония. И у праздника всегда есть некоторый привкус фламандского национализма. В 2002 году Фландрии собирается пышно отпраздновать свое 700-летие.
Но история сложилась так, что жизнь Фландрии всегда протекала в тесном взаимодействии с примыкавшими к ней южнее франкоязычными территориями, нынешними валлонскими провинциями. Кроме того, в период наполеоновского господства в административных структурах и школах фландрских территорий насаждали французский язык.
Поэтому, когда фламандцы и их южные соседи валлоны после освобождения от Наполеона были присоединены к протестантскому Нидерландскому королевству, где им, католикам, оказалось неуютно, они осознали, что представляют собой некую общность, именно благодаря католической религии и общему французскому языку. Это объединило их в борьбе за независимость и создание бельгийского государства. Не случайно на гербе Бельгии появилась надпись «В союзе — сила».
В начинавшей индустриальную зпоху Европе Фландрия уступила первенство шахтам и черной металлургии Валлонии. Разворачивалась бельгийская промышленная экспансия, достигшая даже Сибири и Средней Азии. Франкоязычная Валлония процветала.
В стране, где больше людей говорит на фламандском языке, он стал считаться мужицким. По-французски говорили при королевском дворе, он был государственным. Писать по-фламандски считалось неприличным. На французском написан самый фламандский из романов «Легенда об Уленшпигеле». Потому-то мы и знаем его автора как Шарля де Костера. А он отнюдь не Шарль. Он Карел, и «де» — не французская дворянская частица, а нидерландский артикль. В Музее Уленшпигеля в городе Дамме Костер нигде не именуется Шарлем: Карел Де Костер. По-французски писал и автор «Синей птицы» фламандец Морис Метерлинк.
После второй мировой войны тяжелая промышленность Валлонии постепенно втягивалась во всеобщий кризис. Истощались природные ресурсы, мир переходил к новым технологиям. Предприимчивые от природы фламандцы быстро уловили дух перемен. Они стали активно осваивать банковский бизнес, внедрять высокотехнологичные производства, не забывая при этом о своем традиционно развитом сельском хозяйстве.
Кроме того, все порты Бельгии находятся во Фландрии, например, Антверпен, один из крупнейших в мире. Там же, кстати, и крупнейший в мире алмазный рынок. К морскому побережью потянулись современные автодороги. Для Фландрии наступил период процветания. В Валлонии чернеют терриконы заброшенных шахт в Шарлеруа.
И выплеснулись наружу дремавшие национальные чувства. Экономический рост стимулировал рост национального самосознания фламандцев. В начале шестидесятых языковая проблема дошла до мордобоя: вы могли обратиться во Фландрии по-английски и по-русски (если бы вас поняли), но за французский вам бы начистили лицо.
Случалось даже, хотя и редко, что активисты приезжали во франкоязычный, в основном, Брюссель, спрашивали, скажем на улице Карла Великого у прохожего: «Из дат Кейзерка-релстраат?», а получив ответ: «Уи, мсье, Рю Шарлемань», учили его отвечать по-человечески кулаками. Потом удалялись, оставив плакат: «Влаамс Бруксель воор де вламинген!» — «Фламандский Брюссель — фламандцам!»
Валлонские энтузиасты прикрепляли, где могли, изображение галльского петуха, особенно в тех местах, где это портило настроение фламандцам.
До боснийского варианта, к счастью, не дошло, началась мощная законодательная деятельность. Установлено равенство французского и фламандского языков. В 70-х начались конституционные реформы. Королю пришлось иметь два имени: французское Бодуэн (к которому он привык с детства) и фламандское — Бодувийн. Монарх обязан владеть обоими языками. И кстати теперь владеет. Деятели общебельгийского масштаба ведут дискуссии по телевидению, каждый говоря на своем языке, но свободно понимают иноязыкого оппонента.
В армии существуют франко- и фламандоязычные подразделения. Валлоны именуют полки своих фламандских братьев по оружию «китайской армией». Почему? А ничего не понятно!..
В это время и появился в стране анекдот.
Выпускное построение в военном училище, где учится китайский эмигрант, гражданин Бельгии. Начальник училища командует:
— Внимание, господа офицеры! Валлоны — нале-, фламандцы - напра-ВО! Лейтенант Чжан, а вы какого черта торчите, как столб?!
— Мой полковник! А что делать нам, бельгийцам?
Бельгийцы разделились на культурные сообщества — фламандоязычное и франкоязычное, свои права гарантировали маленькой немецкой общине на дальнем востоке страны. Разделили систему образования и другие области культуры, в том числе печать, радио, телевидение. В 80-х годах оформили раздел страны на Фландрию, Валдонию и Брюссель. Политические партии, общественные организации делятся на фламандские и валлонские.
Наконец, в 1994 году закрепили политическую автономию: небольшая Бельгия становится федеративным государством — в невероятно сложном устройстве которого непросто разобраться.
Сегодня в Бельгии шесть правительств и столько же парламентов: федеральные, фламандские, французского сообщества, германского сообщества, столичного региона Брюссель и Валлонии.
Результат — невероятные бюрократические трудности. Например, жителю Брюсселя, чтобы купить лицензию на рыбалку в валлонских речках, нужно ехать в рабочий день в Валлонию. В выходные дни соответствующие учреждения закрыты. В Брюсселе продаются лицензии только для брюссельского региона, соответственно во Фландрии — только для фламандской территории.
Недавно в Брюсселе всерьез обсуждался вопрос, какое соотношение франкоязычных и фламандоязычных пожарных должно быть в городской команде двуязычного города. К счастью, восторжествовал здравый смысл: решили, пусть в ней будут просто хорошие пожарники.
Надписи в городе на двух языках. А три городских вокзала, через которые следует поезд с востока на запад, носят один французское, один — фламандское, а центральный — двуязычное название.
Но, увы, в большинстве магазинов вас по-фламандски не поймут. Особенно, в многочисленных лавчонках, принадлежащим марокканцам. Да и вообще, во франкоязычной части страны скопились выходцы из франкоязычной Африки.
Соглашение о партнерстве и сотрудничестве Европейского союза с Россией Бельгия как член ЕС ратифицировала три с половиной гида: столько оно проходило все парламенты «областного и районного масштаба», как выразился один знакомый российский дипломат.
Есть люди, которые рассуждают: раз Европа становится единой, то развод фламандцев с валлонами будет естественным и безболезненным и его никто не заметит.