Многочисленные местные закусочные, если можно так выразиться, предлагали своим посетителям дешевую еду, которая наверняка пришлась бы по вкусу современным поклонникам фаст-фуд — горячий хлеб, мясо, горошек и даже выпечка. У римлян существовала даже некая разновидность гамбургера — лепешка из говядины, смешанной с ядрышками орехов, которую ели с хлебом.
Гигиена и модаРимляне придавали уходу за собой очень большое значение. Причем касалось это как личной гигиены, так и внешности.
Одним из предметов первой необходимости для любого уважающего себя римлянина как мужского, так и женского пола был пинцет, так как наличие на теле волос считалось дурным тоном. В погоне за гладкостью кожи они даже пытались разработать крем-депиляторий. Но, к сожалению, смешивание крови козы и высушенных гадюк не достигало такого эффекта, как выщипывание волос пинцетом.
Более успешными были их попытки создать зубную пасту. Для чистки зубов они использовали сожженную яичную скорлупу, а для их отбеливания — пудру из пемзы.
Излюбленным аксессуаром модного жителя Рима был небольшой набор, состоявший из пинцета, палочки-очистителя для ногтей, зубочистки и ушной палочки.
Знатные римские женщины регулярно отбеливали свои лица, чтобы отличаться от бедняков. Дело в том, что загар в те времена свидетельствовал лишь о том, что его обладательнице приходится подолгу работать в поле. А потому с загаром приходилось бороться, и прежде всего с помощью своеобразной (по нашим понятиям) тон-пудры. В ее состав входили растертый в порошок ядовитый белый свинец и мел. Глаза подводили с помощью специального состава, включающего в себя растертые муравьиные яйца, мух или сажу, смешанные с оливковым маслом. В качестве румян использовалась красная земля.
И, наконец, общественные уборные. Здесь римлянам не удалось достигнуть совершенства. В них не было отдельных кабин, и одновременно могло находиться до 20 человек. После завершения процесса звали человека с губкой на палке, которую после использования опускали в чашу с водой и уксусом и... передавали дальше.
Досье: По воле провидения
Древнегреческий поэт Симонид назвал архитектуру «немой музыкой», немец Гете перефразировал это определение, и в XVIII веке архитектура стала «беззвучной музыкой», чуть позднее философ Шеллинг окончательно оформил эту идею в общепринятое крылатое выражение: «Архитектура — застывшая музыка».
Архитектор Йорн Утцтон, построив здание Сиднейского оперного театра, своим творением снова видоизменил эту идиому, сделав архитектуру буквально живой музыкой. Тот, кто хотя бы раз видел словно несущие оперный театр по волнам «паруса» его десяти куполов, вряд ли усомнится в точности этого выражения.
Как и все великое, идея создания Сиднейского оперного театра, а впрочем, и ее воплощение, рождались в муках и, к сожалению, не только творческих. Вокруг финансирования строительства, конкурсного отбора проектов и даже способов использования основных залов разгорелось огромное количество споров, некоторые из них даже переросли со временем в крупные политические скандалы. Но отец-вдохновитель идеи постройки театра — английский дирижер Юджин Гассенс, предложивший сиднейцам в 1947 году построить свой оперный дворец, знать этого, конечно, не мог — он вкладывал в свою идею совсем другой смысл.
«Это позор для такого крупного города, как Сидней, иметь лишь один крохотный зал на 2 500 зрителей для классических представлений оперного и балетного искусства! Необходим свой сиднейский «дом Муз», которым вся Австралия могла бы гордиться» — так Гассенс начал свое радиообращение к жителям города. Его убедительная речь вкупе с энергичной рекламной акцией в пользу «классических представлений» подействовали. Вскоре был образован общественный Комитет в поддержку идеи постройки театра. Голос народа также был услышан. И в 1955 году кабинет министров штата Новый Южный Уэльс издал распоряжение о строительстве театра на мысе Беннелонг.
Так или иначе, строительство театра началось.
В первой половине XX века Австралия была страной довольно бедной, а потому выделение немалой по тем временам суммы в 7 миллионов долларов означало, что нужно потратить изрядную часть и без того скудного государственного бюджета. А если учесть, что один острослов-парламентарий во всеуслышание окрестил будущий театр «домом для танцулек и песенок», то становится ясно, почему во избежание обвинений в «не целевом расходовании бюджетных денег» финансировать его строительство решено было за счет, скажем так, человеческих слабостей, то есть лотереи. «Пусть азартные граждане отдадут свои деньги не жуликам на улице, а Фонду строительства Оперного театра в Сиднее» — эта фраза из заявления премьер-министра Австралии оказалась пророческой. «Театральная» лотерея принесла те необходимые деньги, на которые и был построен театр.