Можно предположить, что чудак-коллекционер не экспонирует собрание, а использует его как строительный материал для собственного произведения, именуемого музеем. Впрочем, ничего подобного Мюллер никогда не говорил. Он вообще долгое время воздерживался от комментариев по поводу своего замысла, полностью передав дискуссионную площадку в руки соратников и противников. А последних, не сомневайтесь, было немало, особенно в первые годы существования музея. Вокруг бушевали споры, а Мюллер в течение 20 лет уклонялся от общения с прессой, на прямые вопросы отвечал односложно и крайне невнятно, а информацию о музейных мероприятиях распространял в основном через знакомых.
К 20-летию своего детища (2002 год) Мюллер разговорился: начал давать интервью и публиковать собственные статьи про «Инзель Хомбройх». Но и здесь не внес особой ясности. Его тексты напоминают стихотворения в прозе, где автор пишет об острове как о Прекрасной Даме (в немецком языке слово «остров» женского рода):
Ну что тут скажешь? Вместо того чтобы хоть что-то объяснить, Карл-Генрих продолжал творчески самовыражаться.
Как известно, новое – это хорошо забытое старое. При всей кажущейся инновационности действий Мюллера в них слышны отголоски давних споров о природе музея. На теоретическом уровне существуют две модели музея: просветительская и гедонистическая. Первая направлена на обучение и воспитание зрителя, вторая ориентирована на медитацию и эстетическое наслаждение. На практике большинство музеев являют собой компромисс между этими системами взглядов. Хотя чисто просветительские музеи встречаются: например, учебные музеи кафедр и факультетов в крупных университетах. А вот гедонистическая модель реализуется исключительно редко. «Инзель Хомбройх» – одно из таких исключений… И, пожалуй, самое радикальное.
Искусство в коллекции Мюллера анонимно, как анонимны луга и поля, его окружающие. Зрителю дано просто созерцать, любое знание в таком контексте кажется обременительным. Картины лишены этикеток не потому, что вас хотят заставить отгадывать загадки, а потому что в рамках гедонистической концепции аннотации не нужны. Это произведение прекрасно, так не все ли равно, кто его автор? И какая разница, нарисовано ли оно или это вид через открытую дверь? Смотри, слушай пение птиц и журчание воды… Очень скоро вся эта игра затягивает, и ты начисто забываешь о том, что в музее положены этикетки.
Если «Павильон Граубнера» удивлял отсутствием произведений Граубнера, то «Дом Анатоля» полностью оправдывает ожидания. Известный персонаж дюссельдорфской артсцены 1970-х скульптор Анатоль Херцфельд – бывший полицейский, ученик прославленного Йозефа Бойса и большой оригинал – буквально наводнил парк своими творениями из камня и металла. По мере приближения к «Дому» число скульптур на квадратный метр заметно возрастает. А подойдя к «Дому Анатоля Херцфельда», вы обнаруживаете самого Анатоля Херцфельда – вполне живого и даже занятого каким-нибудь делом. В моем случае он сидел перед домом и пил чай. Оказывается, дом Анатоля – не название павильона, а реальный жилой дом скульптора.
В этой связи позволю себе маленькое лирическое отступление. Я сам много лет был сотрудником музея. И на вопрос: «Где Вы работаете?», нередко задаваемый при знакомстве, я на законном основании отвечал: «В Третьяковской галерее». Частенько на это собеседник понимающе кивал: «Так Вы художник!» Складывалось впечатление, что, по мнению большинства граждан, художники работают в музеях. А возможно, там и живут… Это представление о музейной жизни всегда казалось мне весьма далеким от реальности, и я никак не предполагал, что увижу нечто подобное в натуре. Но, как говорится: «Век живи…»
На территории «Инзель Хомбройх» есть несколько зданий, где постоянно живут и работают художники и поэты. Некоторые из них поселились там сразу после приобретения Мюллером участка. Бывший амбар перестроен Эрвином Хеерихом в помещение для выставок и музыкальных концертов. Фестивали современной музыки, так же как и литературные чтения, – еще одна составляющая жизни музея. В качестве дома творчества используется Розовый дом – первоначальное усадебное здание, построенное в 1816 году. В отличие от бывшего полицейского Анатоля, который любит в хорошую погоду выйти из домика и произнести какую-нибудь сентенцию или поработать на глазах у всех, обитатели ателье и Розового дома не стремятся общаться с посетителями и переносить свои творческие лаборатории в публичное пространство. Такое в «Инзель Хомбройх» тоже возможно: здесь каждый живет и творит, как ему хочется. Но присутствие всех этих людей ощущается…