Как бы то ни было, но вихрь революционных событий, возбужденные лица толпы, временное ликование народа – все это вновь опьянило Санд. Она вдруг вообразила себя мозгом и центром нового режима. В письме сыну в марте 1848 года она писала: «Вот я уже и государственный человек. Сегодня я написала два правительственных циркуляра: один для Министерства народного просвещения, другой для Министерства внутренних дел. …Меня зовут справа, слева. Я лучшего и не желаю».
Но Санд заигралась… В преддверии всеобщих выборов она старалась употребить все свое влияние, чтобы склонить народ и сочувствующую буржуазию поддержать революцию. В «Бюллетене республики» под №16 Санд опубликовала неосторожные строки, продиктованные душевным порывом, а вовсе не политическим благоразумием, – если революция не будет поддержана, то «для народа останется один путь к спасению: во второй раз продемонстрировать свою волю и отменить решения псевдонародного правительства. Захочет ли Франция заставить Париж прибегнуть к этому крайнему, достойному сожаления средству?»
По сути это был призыв к мятежу. И 15 мая мятеж разразился – социалисты Бланки и Луи Блан, пользуясь нерешительностью «вялого и слишком буржуазного» Ламартина, отказавшегося вести войска на защиту «распятой Польши», подняли народ на штурм Национального собрания и объявили демократическую республику. В это время Жорж Санд с горящими глазами и сжатыми кулаками, готовая голыми руками защищать мятеж, стояла в толпе на улице де Бургонь. В окне нижнего этажа она увидела даму, которая обратилась с пламенной речью к народу. «Кто эта дама?» – поинтересовалась восхищенная Жорж. И ей ответили: «Жорж Санд».
Однако Национальная гвардия уже спешила на помощь Собранию. Мятежников арестовали. Ходили упорные слухи, что и Жорж Санд собираются упрятать в тюрьму. Два дня – чтобы не попасть под подозрение в трусливом бегстве – она не уезжала из Парижа, дожидаясь ареста. За это время Санд сожгла все свои бумаги, и в том числе «Интимный дневник». Однако никто за ней не пришел…
Ее не принимают всерьез? Санд это огорчало и разочаровывало.
В декабре 1848 года президентом республики избрали племянника Наполеона – Луи Наполеона. Магия великого имени не потеряла власти над французами. Санд встречалась с Луи Наполеоном Бонапартом несколько лет назад в одном из салонов: он не был неприятен ей. В молодости Луи Наполеон был либералом и карбонарием. Кроме того, тогда их объединяла ненависть к Луи Филиппу. Санд, как, впрочем, и многие другие, наивно полагала, что этот сильный, с орлиным взглядом человек будет защищать интересы республики. Как бы не так! В декабре 1851 года Париж был оповещен о том, что «именем французского народа президент распускает Национальное собрание». По сути, в стране воцарилась диктатура одного человека и последовали жесточайший террор и кровавые расправы над республиканцами. Одна половина Франции доносила на другую. Обвиненных арестовывали, бросали в тюрьмы, вывозили в Африку, ссылали в Кайенну.
Когда-то Луи Наполеон писал Санд: «Мадам, поверьте, что лучший титул, который вы можете мне дать, – титул друга. Вы, обладающая достоинствами мужчин и лишенная их недостатков!» 25 января 1852 года Санд, пользуясь личным знакомством с президентом, потребовала у него аудиенции. Тот собственноручно ответил ей на бланке Елисейского дворца: «Буду счастлив принять Вас в любой день на будущей неделе в три часа дня».
Опасаясь, что не успеет высказать всего, Жорж принесла с собой еще и письмо, в котором были такие строки: «Принц, я взываю к вам с глазами, полными слез: „Остановись, победитель! Остановись! Пощади сильных так же, как пощадил слабых!“ Амнистию, скорее амнистию, принц!»… Когда Жорж Санд повторяла все это в беседе с ним, в ее огромных черных глазах действительно стояли слезы. Луи Наполеон взял ее руки в свои, почтительно поцеловал их и пообещал сделать «для лучшей женщины Франции» все, что она желает. Принц, сам бунтарь в душе, всегда восхищался смелостью и независимостью своей соотечественницы, равно как и ее дарованием. Любопытно, что Луи Наполеон в самом деле рекомендовал Жорж Санд министру внутренних дел Персиньи. С помощью этой высочайшей протекции ей удалось задержать целые партии политических ссыльных, а однажды даже вырвать помилование для четырех молодых людей, которых уже везли на эшафот. В какой-то момент Санд прозвали «святой из Берри», и она очень гордилась этим прозвищем…
А в ноябре 1852 года Луи Наполеон был провозглашен императором Франции под именем Наполеона III. Республика почила бесповоротно. Жорж Санд вычеркнула Луи из своего сердца и вернулась в Ноан – писать.
Как ни спорила Жорж Санд с природой, но в зрелом возрасте с ней случилось то, что почти всегда случается с самыми обыкновенными женщинами – ей захотелось покоя и умиротворенности. Великая бунтарка устала бунтовать.
Свои последние годы она мирно провела в Ноане в кругу семьи и близких. Вместе с ней жил ее давний любовник, гравер Мансо, как обычно, много ее моложе, но это была уже спокойная, почти семейная, связь. Многие поклонницы творчества Санд, в особенности молодые, упрекали ее за то, что она предала свои прежние идеалы. И для этого у них были все основания – к концу жизни у Жорж Санд изменился взгляд на брак, который она на протяжении долгих лет так убежденно порицала. Неожиданно для всех она примирилась с этим «институтом» и даже признала его необходимость. Это признание нашло свое отражение и на страницах ее произведений. Героиня одного из ее романов «Констанс Веррье» призывает убить в себе «демона желания», не искать счастья на стороне, а ближе узнать того мужчину, с которым связана узами брака.
Ее дочь, Соланж, с которой они стали почти врагами, в открытую издевалась над новой моралью матери, призывая ее вернуться к несчастному Казимиру Дюдевану. Санд писала про дочь: «Для меня она брусок холодного железа, существо незнакомое, непонятное…» – явно предпочитая ей покладистого и послушного сына Мориса. Теперь бывшая бунтарка больше всего на свете была озабочена его женитьбой и всячески внушала сыну, что брак его должен быть верным, прочным и пожизненным. Вот как меняются убеждения…
В 1862 году 39-летний Морис Дюдеван наконец исполнил желание матери и женился на 20-летней итальянке Лине Каламатте. Счастливая Санд приняла Лину как дочь и жила с ней в Ноане душа в душу. А когда пришло время, стала замечательной бабушкой двум своим внучкам.
В 1870 году Жорж Санд исполнилось 66 лет. Разразившаяся в то время война между Францией и Германией представлялась ей постыдной, ибо защищала только интересы империи. После того как прусско-германские войска заставили бежать 100-тысячную армию Луи Наполеона, французский народ не выдержал… «Морис разбудил меня и рассказал, что в Париже без сопротивления объявлена республика», – записала Санд, но в ее тоне уже сквозило некоторое равнодушие к происходящему. В марте 1870 года, когда вспыхнула Парижская коммуна, Жорж не была практически уже ни на чьей стороне. В глубине души ей больше всего хотелось, чтобы все эти революционные катаклизмы поскорее закончились, хотя в некоторых ее письмах еще проскальзывала слабая тень былого демократического энтузиазма.
Писать книги Санд продолжала до конца жизни, но к своему позднему творчеству она относилась равнодушно – как к необходимой работе. И хотя многие из ее романов сегодня забыты, лучшие вещи, такие как «Консуэло» и «Письма путешественника», равно как и интереснейшее эпистолярное наследие, обессмертили ее литературное имя. Под ним же прошла свой тернистый путь и вся женская эмансипация…