Подсвеченные огоньком сального огарка раскрашенные тыковки напоминают мне о чем-то таком далеком, виденном за тысячи километров отсюда, в США... Хэллоуин! Канун Всех Святых! Но, погодите... Кто у кого заимствовал праздник? И при чем тогда здесь индейцы? Мексика испытала на себе множество всевозможных влияний, обрядов и обычаев разных народов и культур. Вспомним.
Древние кельты, от которых произошли валлийцы, ирландцы и шотландцы, знали только два времени года — зиму и лето, и граница между ними пролегала 31 октября. К этому дню убирали в амбары последний урожай, возвращался с пастбищ скот, и кельты верили, что их души отправляются к последнему приюту. Смену времен года называли Самхаин, пока католическая церковь не устроила 1 ноября — праздник Всех Святых. Тогда упрямые и верные традициям предков потомки кельтов переиначили Самхаин в Канун Всех Святых — All Halloow'Eve, зазвучавшее как Хэллоуин, и вечер 31 октября превратился в языческий разгул накануне христианского благочиния. Вот почему Хэллоуин попахивает серой и собирает на празднества пеструю толпу привидений и ведьм.
В середине прошлого века Хэллоуин покинул Европу и переселился в Новый Свет, где стал поистине национальным праздником. А из Америки быстро перебрался в Мексику. Вот почему столько ярко раскрашенных тыковок с горящими свечками на улицах Морельи, столько страшных скелетов и гробов. И столько Дев Марий и Иисусов и других христианских персонажей... Древние мичоаки и не подозревали, что их мирные безмолвные беседы с предками в темную ноябрьскую ночь будут сопровождаться неким кельтско-католическим действом, замешанным на язычестве и анимизме индейцев. Поди сейчас разберись, где чье...
Между тем все ждут ночи.
И она наступает.
Здесь, на берегу озера Пацкуаро, сохранились развалины пяти древних индейских храмов — юкатас, посвященных местным богам, и именно отсюда, по преданию, Васко де Кирога начал христианизацию местных жителей. У подножья холма сохранилась церковь
XVI века и монастырь францисканцев. Здесь растут оливковые деревья, саженцы которых Кирога привез из Испании 450 лет назад!
Близится полночь. Люди раскладывают на могилах подношения, которые изготовили заранее — изделия из черной и покрытой глазурью глины, соломенных ангелочков и вырезанные из дерева фрукты. И цветы, миллионы цветов. Ничего лишнего. Только то, что позволено. Кем? Ими. Из церкви слышны удары колокола: они призваны разбудить мертвых. Живые ждут их! Они пришли поговорить с ними о жизни и смерти. Мириады свечей — маленькие стаканчики и метровые канделябры — превращают кладбище в гигантский светящийся ковер. Некоторые могилы освещены словно ярким солнцем тысячами маленьких огоньков! Горячий воздух плывет над землей, и в этом дрожащем мареве, похоже, действительно парят души тех, кто давно уже упокоился под каменными плитами.
Вот тщательно готовится к ночному диалогу семейство, приехавшее, видимо, издалека. Наверное, тот, к кому они пришли, очень любил фрукты: из корзинок они достают бананы и апельсины. Люди располагаются надолго: свечи выбраны самые длинные...
Брожу по кладбищу, осторожно выбирая место, куда поставить ногу — некоторые заброшенные могилы просто не различить в темноте. У одного из холмиков пожилая женщина застыла в скорбной позе, невидящий взор устремлен в землю. Вежливо прошу поделиться горем.
— ...Магдалена Флорес, — я скорее угадываю, чем слышу ее тихую речь. — Здесь покоятся мои отец и мать, моя сестра тоже оказалась тут раньше меня. Мы принесли маме то, что она особенно любила — хлебцы, но не сладкие, а с солью... И этот алтарь из бархатцев — тоже ей. Мне кажется, они говорят со мной. Я слышу их приглушенные голоса. Нет, они не зовут меня к себе, знают, что когда-нибудь все равно окажусь рядом с ними, не торопят меня.
Неподалеку, у другой могилы, сидит молодая женщина. Она не хочет называть себя, чтобы злые духи не услышали ее имени.
— Даже не могу точно сказать, откуда пошел этот обычай — навещать мертвых, спускаться по узенькой тропке в царство теней. Так делали мои родители, это пришло и ко мне. А сейчас они здесь, под плитой, и слушают нас. И говорят, чтобы мы не шутили со смертью, но и не боялись ее...
Не шутили, но и не боялись бы... В этих словах — индейская мудрость, что копилась столетиями.
А свечи горят и горят... И стелется по округе дым, пахнущий эвкалиптом и ладаном.
Наступает утро и вместе с ним — дальняя дорога на север.
Я смотрел на лица людей, пришедших в этот единственный в своем роде пантеон. На них не было и тени страха и тем более ужаса или отвращения. Любопытство, граничащее с безразличием. Почему мамы и папы явились сюда с малыми детьми, которые вряд ли понимают, куда их привели? И зачем? Они спокойно слушают страшные истории о том, как из материнского чрева был извлечен и мумифицирован зародыш — он стал самой маленькой человеческой мумией в мире.
Я бродил по музею мумий в небольшом мексиканском городке Гуанахуато, штат Мичоакан, и поражался тому, как сотни детей смеялись, указывая ручками на распростертые тела. Они переходили от мумии к мумии и фотографировались на фоне открытых в последнем крике уст, воздетых и застывших навеки рук. На их лицах были улыбки! Они шутили и обсуждали, куда пойдут обедать после того, как покинут царство мертвых.
Да, об этом нельзя не говорить, рассказывая о Мексике, ибо все это часть этой страны. Это, а не сериалы и не кактусы.
...Как же любят мертвых в Мексике! Любят до такой степени, что не желают расставаться с человеком даже после его смерти. Хоронят иногда тут же, под домом или совсем неподалеку во дворе, а когда останется один скелет, достают умершего из земли и кладут прямо на поверхности; иногда по несколько скелетов кряду. Теперь близкий человек будет всегда поблизости... Для него и пища в глиняных мисках, и вода в кувшинах, и все необходимое для жизни... после жизни.
Лучше всех в верованиях мексиканцев разбирается доктор Федерико Ортис Кесада, ведущий хирург, профессор университета, заместитель министра здравоохранения страны, писатель, автор десятка книг по антропологии и этнографии. Его работа «Юкатилитцли», посвященная месту смерти в культуре мексиканцев, — пожалуй, лучшее, что написано на эту тему в мире. Я приехал к нему на медицинский факультет университета Мехико, и мы долго разговаривали в парке, то и дело отвлекаясь на приветствия студентов и преподавателей. Мне очень хотелось понять корни мексиканских ночных мистерий.
— Все мировые религии называют три следствия смерти, — рассказывал профессор Кесада, — полное исчезновение с лица Земли, частичный уход с появлением в другом месте и в другом виде (реинкарнация) и возрождение души. Мексиканцы раз и навсегда еще в древности отвергли полное исчезновение и свято верят, что останутся жить вечно и потому не испытывают страха перед смертью. В древних археологических слоях, принадлежащих первым индейским культурам, уже имелись глиняные статуэтки, являвшие собой как бы двойную природу человека — одна половина фигурки изображала живого, а другая — умершего. Для ацтеков жизнь была лишь эпизодом, скольжением в мире теней... После кончины все попадали в Миктлан, страну мертвых, где царили свои законы и кипела своя жизнь...
И до нашей встречи с Кесадой, и после нее мне много рассказывали о безразличии мексиканцев к смерти, но я не верил, полагая, что это обычная бравада молодых, которым еще биологически рано думать о вечном. Но когда увидел стариков...
Сперва меня бросало в дрожь от этого, как бы помягче сказать, жизнерадостного отношения пожилых людей к ушедшим в мир иной; я вспоминал наши обычаи и приходил в трепет от того спокойствия, с каким мексиканцы поминают умерших родственников, а потом понял — не надо сравнивать со своим, потому как здесь все иное, другая планета под названием «Мексика», здесь другой климат и другие законы — природные и человеческие.