За Мойкой Анциферов повернул налево, вдоль чичеринского дома, сооруженного в конце XVIII века. Этот квартал с его богатейшей историей – от старого Гостиного двора, сгоревшего в 1735 году, и деревянного Зимнего дворца Елизаветы Петровны – всегда привлекал знатоков города. Для петербургских интеллигентов, не оставивших город после революции, это старинное здание было памятно Домом искусств – организацией, занимавшейся устройством быта писателей и ученых в голодные 1919—1922 годы. Здесь устраивались лекции, собрания, работали литературные студии, а некоторые литераторы – Александр Грин, Владислав Ходасевич, Аким Волынский, Осип Мандельштам, предпочли поселиться в приспособленных под жилье апартаментах банкира Степана Елисеева, последнего дореволюционного
владельца этого дома.
Переименование Большой Морской в улицу Герцена Анциферов, всю жизнь питавший пиетет к основателю вольной русской печати, понять еще мог, но вот почему Исаакиевскую площадь надо теперь называть именем Воровского, казалось ему непостижимым. Собор, правда, так и не переименовали, но устроили в нем «антирелигиозный музей», подвесив под куполом маятник Фуко для доказательства вращения Земли. Парижане с такой А.Ф. Белый. Демонстрация у Литовского замка в Петрограде. 1926 г. новинкой познакомились в своей церкви Святой Женевьевы еще в 1851 году.
Все перемешалось на Исаакиевской площади! Угловой доходный дом в суховатых формах позднего ампира, где Достоевский писал «Белые ночи». Роскошная эклектика памятника Николаю I и окружающих его министерских зданий, в которых в 1920-е годы разместился Институт растениеводства; его директор, академик Николай Вавилов, собрал в многочисленных своих экспедициях уникальную коллекцию семян мировой флоры. Грузная неоклассическая колоннада облицованного гранитом здания Германского посольства, построенного по проекту П. Беренса незадолго до войны (уже в августе 1914 года возбужденная толпа сбросила с крыши венчавшие фронтон изваяния тевтонских атлетов с конями). Две гостиницы на восточной стороне площади: «Астория», сооруженная по проекту мастера северного модерна Федора Лидваля всего 14 лет назад, и существующий с начала XIX века «Англетер», переименованный в «Интернационал». В ночь на 28 декабря 1925 года здесь при таинственных обстоятельствах погиб Сергей Есенин. Официальная версия – самоубийство, но по городу ходили разные слухи…
Для Анциферова на этой площади милей всего был элегантный особняк с мраморными колоннами у входа, изысканная отделка которого была характерна для раннего классицизма XVIII века. В доме, принадлежавшем в 1760-е годы Нарышкиным, а затем Мятлевым, в 1920-е годы проводило свои заседания Общество изучения, популяризации и охраны художественных памятников старого Петербурга и его окрестностей.
Свою работу Общество начало именно с окрестностей. Великолепные императорские резиденции и великокняжеские усадьбы до революции считались частными владениями. Даже специалисты могли изучать сокровища загородных дворцов только по специальному разрешению. Поэтому, когда весной 1918 года дворцы Петергофа, Царского Села, Павловска и Гатчины стали музеями, для многих это оказалось первой возможностью увидеть заключенные в них шедевры. Группа краеведов и любителей искусства под руководством Сергея Жарновского организовала в 1919 году семинар по изучению дворцово-паркового ансамбля Павловска. Именно в этом году, осенью, Павловск (тогдашний Слуцк) оказался в зоне боевых действий. Анциферов, преподававший в детской колонии на территории Графской Славянки под Павловском, был непосредственным свидетелем наступления Юденича.
Казалось, в те годы, когда перед каждым вставал вопрос о собственном выживании, никого не могли интересовать памятники истории и культуры. Но нет, на пике послереволюционной разрухи, в 1921 году, семинар Жарновского получил статус официальной общественной организации. Художник и искусствовед Александр Бенуа, композитор Борис Асафьев, академик Сергей Платонов, краевед Петр Столпянский, архитектор Лев Ильин и еще несколько десятков бескорыстных энтузиастов занялись систематическим обследованием и фиксацией памятников, изыскивали средства для реставрации, вели издательскую и лекционную работу. На первых порах многое удалось сделать. В доме на Мойке, 12, где умер Пушкин, а после находилось жандармское управление, начали восстановление мемориальной квартиры поэта. Спасли от неизбежного разрушения Лазаревское кладбище в Александро-Невской лавре, ставшее музейным некрополем. Пытались уберечь ценности из разоряемых церквей в Музее отживающего культа, организованном на Васильевском острове. Однако любая общественная инициатива, неподконтрольная большевикам, неизбежно оказывалась задушена. Обществу не помогло и переименование в «Старый Петербург – Новый Ленинград». В конце 1920-х оно лишилось всех своих помещений, еще через несколько лет его закрыли, а сохраненные ценности распылились по разным музейным хранилищам. По иронии судьбы, в мятлевском доме ревнители красоты старого Петербурга оказались соседями яростных ниспровергателей художественных традиций. Еще до революции футуристы предлагали «сбросить Пушкина с корабля современности», но тогда это казалось ярким эпатажем, смелой пощечиной рутинному «общественному вкусу». Но в неразберихе революционных лет художники-авангардисты вдруг стали комиссарами, уполномоченными решать, как следует развиваться искусству. При этом многие из них были яркими художественными индивидуальностями, соперничавшими друг с другом: Казимир Малевич, Павел Филонов, Владимир Татлин, Михаил Матюшин. Коммунистические власти довольно быстро поняли, что пропаганда их идей должна вестись понятными широким массам средствами, и… отказали авангардистам в поддержке. Открытый в 1922 году в доме на Исаакиевской площади ГИНХУК (аббревиатура Государственного института художественной культуры) был закрыт через 4 года.