А рядом, на соседней улице Буасси-д`Англа, помещался «Русский Эрмитаж» – одно из самых известных едальных заведений в тогдашнем Париже. Тут же, в доме № 1, раньше, кстати, было русское посольство. Позже сюда, уже в частный клуб «Императорский кружок», из своего особняка на авеню Монтень, 17 (он не сохранился), часто приезжал одинокий пожилой господин Жорж-Шарль Геккерен Д`Антес – тот самый, кого ненавидят все, кто любит «солнце русской поэзии». Иногда он встречал там исполненный гнева взгляд человека, который посвятил всю жизнь собиранию пушкинских реликвий. Звали этого эмигранта (по легендам – незаконнорожденного сына то ли Александра II, то ли Жуковского, а по его собственной версии – подкидыша, найденного у подножия памятника Пушкину) Александр Федорович Отто, но из любви к гению он в 1890 году по прошению на высочайшее имя получил фамилию Онегин.
Жил Онегин недалеко от Дантеса, на примыкающей к Полям улице Мариньян, 25, к которой непременно привел бы нас гипотетический «русский тур». Там раньше работал первый зарубежный музей Пушкина, где имелось немало любопытного, в том числе неопубликованные письма Жуковского, Тургенева и Мицкевича. Но в 1928 году по завещанию Отто все это отошло Пушкинскому дому.
Вернемся, однако, на сами Елисейские Поля. Здесь главный гвоздь «русского тура» – дом № 25. Это чуть отступающее вглубь от «красной линии» улицы здание сооружено в 1866 году для таинственной маркизы Пайва, в девичестве Терезы Лахман, московской уроженки. Впрочем, никто доподлинно не знал, кто она такая. Теофиль Готье даже считал ее незаконной дочерью великого князя Константина (наверняка этот «факт» был по секрету сообщен ему самой маркизой). Еще в России предприимчивая барышня вышла замуж за французского портного Антуана Виллуанга, но, попав в Париж, быстро оставила супруга ради светской жизни. Состоятельные любовники, среди которых числились композитор Герц и граф Гвидо Хенкель (родственник Бисмарка, миллионер), а также новый недолгий брак с португальским маркизом Пайва помогли ей открыть и роскошно обставить один из самых известных парижских салонов. Штофная обивка стен, резное дерево рам и дверей, лестница из редкого африканского оникса, скульптуры из стукко, щедрая гипсовая лепнина карнизов и каминов, сплошь покрытая зеркалами и мозаикой ванная с позолоченной латунной купелью – все это не могло не произвести шума среди современников. Впечатляет оно и нас. К счастью, произведение архитектора Пьера Мангэна, живописца Бодри, скульпторов Д`Обе, де Барриаса и Далу сохранилось до наших дней в почти первозданном виде.
В своем двухэтажном дворце маркиза Пайва давала роскошные приемы, на которых бывал «весь Париж»: «главный» объективистский философ Ипполит Тэн, лучший историк христианства Эрнест Ренан, прозаик Сент-Бёв, братья Гонкур, оставившие восторженные отзывы в своем широко известном «Дневнике»…
Сейчас здесь престижный англо-французский «Клуб путешественников» («Трэвеллерз»), который и взял на себя заботы о сохранности овеянного легендами памятника (субсидии на реставрацию и подновление фасада муниципалитет Парижа сулит уже много лет). Члены клуба приходят сюда главным образом для того, чтобы посидеть в ресторане, который устроен в бывших покоях загадочной маркизы. Один из его обеденных залов экстравагантно располагается в бывшей ванной комнате – можете представить себе ее размеры. Если бы кто-нибудь из семисот нынешних членов «Трэвеллерз» пригласил нас туда, мы бы получили возможность посидеть на диване, в который при помощи накладного сиденья превращена сама купель.
Вслед за русской властью и русским салонным блеском на Елисейские Поля пришел и третий компонент нашей «экспансии» – русское искусство. Его успех дорогого стоит. Известно, что французы вообще равнодушны к чужакам, а скептически настроенную «Мекку художественных мод» архитрудно удивить. Тем не менее – можно, как выяснилось. Первыми это сделали на упоминавшейся уже Всемирной выставке-1900 художники. Валентин Серов получил Гранпри за портрет великого князя Павла Александровича, а Константин Коровин – золотую медаль за построенную на берегу Сены миниатюрную копию Московского Кремля. А затем парижскую публику окончательно «добили» и покорили разнообразные инициативы Дягилева:
1906 год – на Осеннем салоне в Большом дворце Елисейских Полей он представляет внушительную ретроспективу русского искусства: от икон до Врубеля и Бенуа. Результат – Дягилев получает орден Почетного легиона (несоответствие масштаба деяния уровню награды поразило даже самого импресарио, и он почел за благо вежливо от нее отказаться).