— Брось! — крикнул Михаил.
Павел Фомич так и замер с растопыренной пятерней.
Михаил спрыгнул с обрыва, оттолкнул старика, схватил берданку, разрядил, патрон сунул в карман. Глаз с Павла Фомича не спускал. Тот поднял испуганное, злое лицо, мигнул.
— Мишка? — вырвалось у Павла Фомича. — Так ты ж...
Он осекся, отвел взгляд и вдруг замотал головой, захихикал:
— О, господи, я-то думал!.. Ведь до смерти испугал... Ноги не держат, пра... Испугал, Миш!
Павел Фомич, и верно, не мог вроде стоять, ступил шага два и уселся прямо на сырую, серую прибрежную глину.
— Ох, испугал!..
Он водил рукой по поле брезентовой куртки, отыскивая карман, наконец, нашел, вытащил мятую пачку «Севера».
— Надо ж! — бормотал Павел Фомич. — Ровно леший!.. А я глянул — кол это торчит. Дай, думаю, слезу... А ты тут как тут!
Из-под редких серых бровей Павла Фомича показались на миг, словно осторожные зверюшки, бесцветные глаза. Столкнулись с растерянными глазами Михаила, спрятались в щелках морщинистых век. Павел Фомич чиркнул спичкой, поперхал, сплюнул:
— Табачок продают — палки... А ты чего в лесу-то делаешь, Миш? Ты ж сказывал — в город пойдешь. Нет?
— Я свое дело делаю, — сказал Михаил. — А вот ты... зачем занялся этим?!
— Чем — «этим»?
— Хоть не прикидывайся, дядя Павел!.. Когда нашел норы?
— Норы-то?.. А!.. Да вот, увидел кол, дай, думаю, гляну... Ей-богу! Дрянь, дрянь табачок...
— Ты же все законы знаешь! — сказал Михаил. — Знаешь ведь! Не прячь глаза-то! Ведь я тебя в город должен сдать!
— Это с какой же радости? Чего это — в город? Чего?
— А того!.. Теперь так выходит, что и лосей ты бил... Молчишь?.. Чего ты молчишь?!
Павел Фомич ткнул искуренной папироской в глину.
— Ты, Миш, язык придержи,— сказал он. — Да. На лосях ты меня не словил. И про бобров не докажешь. Шкур при мне нету, а ловушки... Не мои они, и все тут. Ты как их нашел? Случаем? Вот! Я тоже случаем. И весь сказ.
Он вытащил новую папироску.
— Кончай раскуривать! — сказал Михаил. — Правду говори! Или пойдем!
— А ты меня не неволь! Не неволь! Я человек старый, слабый. Успеется...
— Верил тебе, эх... Ужом завертелся!.. Ведь ты вор.
— Придержи, Миш, язык... Процент со штрафу спешишь получить? Ну, ну. Гляди, самому бы не приплатить.
— Чего мелешь? Кончено. Вставай! Говорю: встать!
— Встану, Миш, встану. Не век тута вековать. Встану!.. Валяй, вези меня в город! Только потом не сетуй, потом на себя пеняй!
— С ума спятил?
— Не, тебя жалею...
Павел Фомич неуклюже поднялся на ноги, отряхнул штаны. Щурясь на реку, покачал головой:
— Командир!.. Четверть века прожил, а все слепыш. Каждый к себе гребет, что может, а он на особицу жить нацелился!.. Эх, промахнешься, Миш! Промахнешься!
Он впервые посмотрел Михаилу в глаза, и не злобу, не страх, а насмешку и жалость увидел Михаил в старческом взгляде.
— Дядя Павел, ведь ты на войне был! — вырвалось у Михаила. — Отчего ж у тебя душа поганая?!
Павел Фомич задрал колючий подбородок, выставил вперед сухой кулачок:
— Войну не тронь, щенок! И душу мою не тронь!.. Поганая? А у вас у всех хорошая? У сеструхи твоей, у Машки, хорошая?!
Он придвинулся к Михаилу:
— Знаешь, кому бы я шкуры повез?.. Ей, Машке! По сотне за штуку сговорились... Ну?.. И лосятину ей сбывал!.. Не знал? А! А откуда у ей телевизор, на какие шиши ейный мужик «Москвича» купил?!
— Врешь!
— Как твоих коснулось, так «врешь»! Не, Миш, не вру! Чистая правда!.. Скажешь, не знал? Не согласятся, Миш. Тебе и сейчас не верят. Думаешь, почему Пуговы злобятся? Они ж считают, мы вместе с тобой орудуем. Ну им, честным, обидно! А может, серчают, что в компанию не берем... Ты что? Ты, Миш, что?
— А ну, полезай наверх! — сказал Михаил. — Лезь! В милиции скажешь, что мне говорил!
Павел Фомич отступил.
— Вона ты как... — сказал он.
— Так, так! — сказал Михаил. — Лезь!
— Ладно, Миш, лезу... Только учти — я ничего не скажу. Заявлю — выдумал ты, по злобе на меня возводишь!
Павел Фомич так и не тронулся с места, он и глаз не отводил, но жалости в его взгляде уже не было.
— Злобиться мне на тебя смысла нет, — сказал Михаил. — Иди!
— Есть смысл, Миш!.. Ага!.. Заявлю: простить не можешь, что с маткой твоей баловал, да в жены не взял.
— Задушу! — выдохнул Михаил.
Поднятый над землей, Павел Фомич захрипел. Выцветшие глаза наливались ужасом. Михаил разжал руки. Павел Фомич упал на бок, лежал, не шевелясь, и по-птичьи смотрел на егеря. Михаил провел ладонью по лицу.
— Уходи... — сказал Михаил.— Совсем уходи, слышишь, гад? Из деревни! А встречу... Ну, иди!
Павел Фомич встал на четвереньки, вскарабкался на откос, оглянулся, шарахнулся, кусты зашуршали...
Михаил вернулся домой к вечеру.
— Заходил к Марии? — спросила Домна Алексеевна.
— Заходил. Боле она сюда не покажется.
— Да ты что? Ты что? Чего не поделили-то?.. Ох, злой ты! Злой! К родне — и то ненавистный! В кого уродился? Как жена с тобой будет жить?
— Ничего, проживет, если сыщу, — сказал Михаил.
И зашагал к избе Пуговых, где светилось оконце.
Тубу: чемпионы выносливости
Они живут в самом сердце Сахары, на безводных плато Тибести и Тенере, где нет даже песка, потому что обжигающий ветер сгоняет его прочь. Окрестный пейзаж напоминает снимки лунной поверхности — безжизненные кратеры, камни, небытие. Ближайший оазис с тремя десятками финиковых пальм — в трехстах километрах.
И все же люди племени тубу кочуют именно здесь, на стыке Чада, Нигера и Ливии. Часть этнографов полагает, что тубу являются древнейшими обитателями Африки. Осенью прошлого года к ним отправилась международная экспедиция. Цель: попытаться выявить загадку тубу.
Эта поездка, организованная тремя бельгийскими университетами, никак не походила на прогулку. Две с половиной тысячи километров по пустыне позволили ученым убедиться на собственном опыте в том, что тубу действительно обитают в экстремальных условиях — этим термином обозначают предел, за которым человеческая жизнь невозможна. Никто из группы не смог бы провести здесь и нескольких дней, если бы в снаряжение экспедиции не входили специально оборудованные палатки, переносные холодильники с автономным питанием и вездеходы с кондиционерами. А ведь за плечами большинства медиков, экологов и этнографов был опыт нескольких предыдущих поездок в удаленные уголки мира — в частности, на Новую Гвинею и в Амазонию.
Основные вопросы были следующие: каким образом тубу сопротивляются обезвоживанию организма? Чем они питаются? Что обеспечивает их фантастическую выносливость — кочевники совершают переходы в 80—90 километров по каменистой пустыне, где температура редко опускается ниже 45 градусов в тени? Если бы тень сыскалась...
Это далеко не полный перечень загадок, хранителями которых являются люди тубу. Они отличаются отменным долголетием. До преклонного возраста сохраняют зубы. У них необычайно низкая для Африки детская смертность.
Тубу прекрасно сложены. У них тонкие черты лица — прямой нос, ровные губы, живые глаза. Правда, от постоянных укусов мошкары, не дающей покоя ни днем ни ночью, белки глаз, особенно у детей, постоянно красные.
Базовый лагерь экспедиция разбила в местечке Бильма; тубу приходят туда за солью, чтобы потом на верблюдах перевозить ее в страны, лежащие южней Сахары.
Контакты с тубу установились быстро. А когда летчик небольшого самолета, приданного экспедиции, предложил четырем старейшинам прокатиться в крылатой машине, отношения сделались совсем дружескими.
Медики брали на анализ кровь — около четырехсот проб, помещенных сразу же в холодильник. Диетологи внимательно изучали пищу тубу. Уже здесь исследователей ожидали первые сюрпризы. Местная пословица гласит: «Тубу довольствуется фиником в день — утром он съедает кожуру, днем — мякоть, а вечером — косточку». Пословица оказалась недалекой от истины. Меню тубу, не меняющееся в течение года, состоит из густого травяного отвара наподобие чая, который они пьют на завтрак, нескольких фиников на обед и горсти вареного проса, к которому добавляется иногда пальмовое масло или соус из тертых кореньев, — на ужин. Всё.