Полон всевозможных звуков и Мировой океан, который до недавнего времени мы называли «миром безмолвия».
Язык — зеркало психических способностей животных. Чем больше смысловых сигналов в языке животных, тем сложнее их взаимоотношения и совершеннее психика. Большой «словарный запас» у наиболее развитых высших обезьян. Довольно сложным языком обладают летучие мыши. В нем не менее двух десятков «слов» типа «чип», «базз», «чёр-чёр». Все звуки, которыми мыши обмениваются между собой, отчетливо делятся на четыре группы: первая группа служит для общения матерей с детенышами, вторая связана с «военными действиями» — битвами между самцами, третья служит для любовных монологов и дуэтов, четвертая — сигналы тревоги.
Как ни удивительно, очень богат стрекочущий язык кузнечиков и сверчков. Доктор Хубер из Тюбингенского университета записал на магнитную ленту около 500 различных звуков, издаваемых кузнечиками. Для доказательства, что звуки служат сверчкам средством общения другой ученый, профессор Реген, заставил самца полевого сверчка беседовать с самкой по телефону. Услышав «голос» самца, самка тотчас же попыталась проникнуть в телефонную трубку...
За последние годы ученым удалось выявить около 300 различных возгласов в языке ворон. Смысл подавляющего большинства пока еще не раскрыт. Но кое-какие «слова» уже понятны. Например, беспрерывное карканье особо хриплым голосом означает призыв ко всем членам стаи устроить «собрание» в поле. Профессору Пенсильванского университета (США) Губерту Фригсу с помощью электронной аппаратуры удалось подслушать и записать благозвучное бормотание ворон, которое, по мнению ученого, является любовным разговором.
Самый богатый и сложный язык у дельфинов. Лексикон дельфиньего языка настолько разнообразен, что самка лишь в разговоре со своим детенышем употребляет до 800 звуков.
Любопытно, что язык многих животных не понимают собратья одного и того же вида в других районах Земли. Так, например, ученые Калифорнийского университета, изучая язык морских слонов на четырех разных островах, расположенных вблизи калифорнийского и мексиканского берегов, установили, что все водоплавающие слоны этих островов «разговаривают» на разных «диалектах». Лягушки из Аризоны не понимают лягушек техасских, звучания у них похожие, однако значение разное. Итальянские пчелы, если их поместить рядом с немецкими пчелами, проявляют признаки непонимания. И у птиц одного вида, как обнаружили ученые, существуют различные «диалекты». Например, сельские вороны не понимают городских, вороны, обитающие в Америке, не могут «разговаривать» с европейскими собратьями. Был проделан такой опыт. На магнитофонную пленку записали крик ворон, обитающих во Франции. Затем эти записи были воспроизведены в местах гнездования птиц, обитающих на Американском континенте. Выяснилось, что американские вороны не реагируют на крики своих французских родственниц, они не понимают даже сигнала тревоги, если его прокаркала европейская ворона. Однако есть вороны-бродяги, кочующие из города в сельские местности, из одной страны в другую. И их по праву можно назвать «полиглотами». Во время своих весенних и осенних перелетов они встречаются со стаями других ворон и усваивают их «диалекты». Столь выдающиеся «лингвистические» познания позволяют, например, восточно-американским воронам-путешественницам с первого карканья понимать европейских родственниц. И вот что еще интересно. После ряда экспериментов исследователи установили, что некоторые вороны не способны к такому «полиглотству», пока они с год не поучатся в «международной школе вороньих языков». Очевидно, среди птиц одного вида имеются «высокообразованные» и менее образованные особи...
Итак, язык животных — это не метафора, как до недавнего времени и даже еще сегодня пытаются утверждать некоторые ученые, а реально существующее средство общения.
Располагая довольно обширными знаниями о языке животных, научившись обмениваться информацией с машинами, мы до сих пор не установили речевого контакта с абсолютным большинством одомашненных живых существ, не говоря уж о многих диких животных, которые могли бы быть полезны человеку.
Что же мешает нам установить его?
Вся беда в ошибочности отправных позиций, в принципиально неверном общем подходе некоторых специалистов по вопросам психологии животных к решению рассматриваемой проблемы. Так, например, многие зарубежные исследователи пытаются научить приматов человеческому языку. Супруги Хейес задались целью обучить английскому языку шимпанзе по кличке Вики. В итоге своей наполненной трудом жизни ученица умерла в возрасте шести лет, научившись под конец дней своих неразборчиво и неправильно произносить лишь четыре слова. Американские ученые профессор Р. Аллен и Беатриса П. Гарднеры (Невадский университет) решили обучить молодую самку шимпанзе по имени Вашу языку знаков, которым пользуются глухонемые. За два с половиной года Вашу выучила около 60 жестов-слов. По другому пути пошел доктор Дэвид Премак (1 См. «Вокруг света» № 1 за 1971 год («Шимпанзе пишет символами»).). В течение двух лет он обучал шимпанзе по кличке Сара «читать» и «писать» с помощью особых приемов: заменяя слова кусочками пластмассы разного цвета и формы. Как утверждает ученый, Сара научилась ассоциировать одни кусочки пластмассы с различными видами пищи, другие — со словами-понятиями «тот же самый», «другой», «имя», «цвет», «размер», «форма», «нет». Сара научилась также понимать написанные фразы весьма сложного смысла, гораздо более сложного, чем смогла составить сама. Наконец, в прошлом году весь мир обошло сенсационное сообщение о том, что профессору психологии штата Оклахома (США) доктору Роджеру Футсу удалось обучить шимпанзе Уошу 175 словам. Однажды, увидев пролетающий невдалеке аэроплан, она «сказала» профессору языком знаков: «Прокати меня на самолете».
И все же, несмотря на все остроумно поставленные американскими учеными опыты, человеческий язык не стал (и не мог стать) языком шимпанзе, ибо наш язык — один из признаков коренного отличия между человеком и животным. Если бы шимпанзе действительно научились говорить по-человечески, нам бы пришлось пересмотреть свою позицию по отношению к ним.
Что касается понятий, которые выработали Гарднеры, Премак и Футе у шимпанзе, то они качественно отличаются от понятий, свойственных человеку. У животных эти понятия вырабатываются только при непосредственном знакомстве с предметами или явлениями. У человека же они опосредствованы через слово. Весь огромный опыт изучения психологической деятельности животных говорит о том, что мы не можем «подтянуть» их до уровня нашей психики. Но мы можем и обязаны «спуститься» к ним, изучить смысловое значение их жестов, движений, поз, запахо-сигналов, звуков и научиться говорить с ними на этом языке. Только в совершенстве овладев языком животных, мобилизуя их потенциальные психические возможности путем так называемого «развивающего обучения», человек может достигнуть больших успехов в использовании их многообразных способностей, целенаправленно, эффективно управлять ими. И на этом пути уже достигнуты определенные успехи отдельными учеными. Обратимся к фактам.
Профессору Конраду Лоренцу удалось разобраться в гусином языке, и, как рассказывает ученый, птицы приняли его за полноправного члена своей компании, правда, несколько странного вида. Языковые упражнения давались ему нелегко, особенно из-за трудно достижимой хриплости произношения и неистового темпа гогота. Тем не менее он научился общаться с гусями настолько хорошо, что они всегда следовали его советам, даваемым на «чистом гусином языке»: переходили с одной лужайки на другую, замедляли или ускоряли шествие.
Выявив у пчел, помимо языка танцев, звуковой язык, расшифровав его смысловое значение, советские ученые научились по разговорам обитателей ульев определять их состояние, распознавать их «настроение». Возник новый, основанный на «подслушивании разговора» метод диагностики состояния пчелиных семей, предвосхищения, прогнозирования близящихся в улье событий.