— Чайку попьем, — певуче сказала Мария Семеновна. Саша Зимин так и запомнил ее певучий говор.
В окно было видно море с редкими льдинами. Далеко на горизонте темнел островок, необитаемый. Издали он напоминал грозовую тучу. За ним постоянно дымили пароходы. Остров тот был одним из самых ближних к водам, где шла война.
Саша сел рядом с Федей.
Вдруг под окном что-то ухнуло, пол под ногами вздрогнул, загремела посуда на кухне, звякнуло стекло. Черный едкий дым ворвался в комнату.
Отбросив стул, начальник кинулся в сени. Там висели, как положено, винтовки.
Федя подбежал к окну. Немного левее льдин, на которые он только что смотрел, всплыло «серое бревно с седлом-башенкой».
Это была подводная лодка! Зимовщики слышали, что она прорвалась к нашим коммуникациям, была обнаружена и теперь металась между островами.
— Фашисты, — прошептал Федя, сжимая дяде Саше руку. Глаза его загорелись.
— Скорее из дома! — крикнул Зимин.
Второй снаряд попал в дом, когда полярник с мальчиком были уже в сенях. Воздушная волна сорвала дверь. Федя мячиком вылетел на улицу.
Марья Семеновна выбежала следом и упала на камни, держась за бок. В руке — винтовка. Была она в оренбургском платке, и на нем Саша заметил расплывающееся алое пятно.
— В скалы! — крикнул всем Терехов, а сам поднял раненую жену на руки. Он хотел пониже пригнуться, да ноша мешала ему. И он, тяжело ступая, пошел во весь рост.
С моря затрещал пулемет.
Полярники залегли в камнях. Федя перевязывал мать. Она сама говорила, что и как делать, но голос ее заметно слабел.
Мальчик не плакал.
Со стороны дома несло жаром. Зимовка пылала.
— Рация-то... рация.. — Мария Семеновна почти беззвучно шевелила губами. — Хлопчик мой, хлопчик... — Глаза ее были полны слез, лицо посерело, а губы стали совсем синими. Собравшись с последними силами, она прошептала: — В складе есть любительская, коротковолновая... Может, батареи не совсем сели... — И замолкла.
Чем могла помочь любительская рация, когда ее сигналы не ловят наши оперативные группы?..
На мостике подводной лодки возились черные фигуры.
— Они спускают лодку, не смейте стрелять! — приказал Терехов и стал переползать к прибрежным камням. Он звал за собой Сашу. Тот понял план Терехова — подпустить десант поближе.
Гитлеровцы плыли в резиновой лодке.
Иван Григорьевич стрелял метко. Стоило нерпе высунуть голову из проруби — с одного выстрела попадал. Терехов выстрелил, но никто из сидевших в лодке не упал. В ответ затрещали автоматы.
Пахло гарью. Встречный ветер нес на полярников дым от горящего дома. Глаза у них слезились, душил кашель,
— В лодку цель, в лодку! — командовал Терехов. — Дырявь ее, проклятую!
Раздался взрыв. Федю и дядей Сашей обдало камнями и кусками льда. С подлодки били из пушки.
Резиновая лодка погружалась в воду. Четыре гитлеровца барахтались в воде. Федя яростно забарабанил кулаками по камню. Он-то знал, что температура воды здесь ниже нуля!
Прошлой осенью у них прибоем унесло лодку, когда Федя был на берегу. Не раздумывая, он бросился в воду, которая ошпарила как кипяток. Лодку мальчик не догнал, а его потом Мария Семеновна оттирала спиртом...
Федя с дядей Сашей видели, как фашисты один за другим исчезали под водой. С подводной лодки им даже не успели оказать помощь.
Тут снова что-то взорвалось, и дядя Саша с Федей ничего больше не помнили.
Когда Зимин пришел в себя, подводной лодки уже не было. На том месте, где лежал Терехов, в развороченных камнях чернела воронка.
Сколько так Саша пролежал, он сам не знает. Очнувшись, пополз к камням. Левая нога и рука плохо слушались. В ушах гудело, перед глазами плыли круги.
Зимин напрасно полз. Можно было идти: гитлеровцы уплыли. Не решились высадить десант.
Саша нашел Федю. Он, скорчившись, сидел подле матери и молча смотрел на нее. Он не плакал. Увидев дядю Сашу, кинулся к нему, вцепился в руку, ведь думал, что все убиты, что один он остался. Дядю Сашу он видел опрокинувшегося навзничь, а вот отца так и не нашел.
Мария Семеновна лежала на спине, словно вглядывалась в тучи, нависшие над островом.
Дом догорал. Дым низко стелился над запорошенной снегом землей.
По морю плыли одинокие льдины. Пронесся короткий снежный заряд. Дым пожарища смешался со снегом.
Саша с Федей рыли могилу. Трудно это было! Приходилось врубаться в промерзший грунт, в слой вечной мерзлоты.
Работая, Саша все думал, что их должны хватиться, когда перестанут получать радиосводки. Прикажут попутному кораблю зайти на остров. Может быть, пришлют самолет. Хотя ему сесть некуда, разве что летающую лодку пришлют? Все равно раньше, чем дней через десять, помощи ждать не приходится.
И решил: проживем... склад сохранился, продукты есть! Но как быть со сводками, именно сейчас они фронту нужны!
В вырытую яму положили Марию Семеновну. Потом, отослав Федю, Зимин перенес в могилу то, что осталось в воронке от его отца...
Когда Федя вернулся, небольшой холмик уже был насыпан. Вместо памятника на нем укрепили винтовку Ивана Григорьевича с изогнутым стволом.
Посмотрел Зимин на дымящиеся развалины и подумал, что могилу можно было рыть в них — там земля оттаяла...
Подавленные, поплелись они с мальчиком к складу. Пока Саша приспосабливал его под жилье, Федя ушел на пожарище. Вернулся взволнованный.
— Дядя Саша! Там на берег лодку выбросило!
Побежали вместе на скалы. Снежная пелена скрывала горизонт. Волны то кидали резиновую лодку на береговые камни, то снова стаскивали ее в воду. Без людей она не тонула. В каком-то отсеке ее оставался воздух. Саша Зимин смотрел в море. Там, за дымкой, размещалась на одном из островов база военных моряков. У них есть рация. А что, если к ним... ведь все метеоприборы уцелели! До соседнего острова не так далеко, а там и до базы можно добраться!
Сейчас главное — загрузить Федю работой, отвлечь, занять, чтобы ни минуты ему не быть без дела. И они принялись за починку лодки. Растворив в бензине кусочек каучука, который Саша отодрал от своей подошвы, сделали резиновый клей. Наложили четыре заплаты. На лодке, кроме бортов, были повреждены и переборки между отсеками, но их решили пока не чинить.
Потом Зимин послал Федю на метеоплощадку. Он забрал самописцы, термометры и другие приборы, залез на столб и снял флюгарку. Все это решено было взять с собой, чтобы оборудовать метеоплощадку около базы военных моряков.
Спустя сутки Зимин испробовал лодку у ледяного припая. Измученный Федя спал.
Накануне Федя притащил со склада ту любительскую рацию коротковолновика, о которой перед смертью вспомнила Мария Семеновна. Зимин решил попробовать. Натянув оборванную антенну, Зимин вышел в эфир. Трескотню любителей слышал, но ни с кем связи установить не мог. Батареи садились. Под самое утро откликнулся ему какой-то австралиец. В другое время радостью это было бы необыкновенной, а сейчас... какая от австралийца польза? Если бы кто из своих откликнулся... А тут еще батареи окончательно скисли. И тогда Зимин на одном дыхании передал австралийцу все, что случилось. А тому всего-навсего нужно было узнать, с кем он связался, лишнюю карточку получить для своей коллекции. Гром сражений ему не был слышен. А все-таки... может быть, настоящий человек у ключа там сидит? И Зимин передавал по любительской традиции на английском языке, даже не зная, слышны ли его сигналы в эфире...
Надежды на то, что его услышали, конечно, не было. Саша решил: если на рассвете в море будет достаточно льдин, чтобы хоть немного унялись волны, они с Федей тронутся в путь.
Зимин крепко мучился, имеет ли он право рисковать жизнью мальчика. Не лучше ли ждать помощи на острове? Да и австралиец, может быть, как-нибудь даст знать...
Но Федя, солидно взвесив все «за» и «против», заявил, что надо плыть. И он был прав. Зимин понимал, что их сводок ждут, что они нужны позарез...
Выслушав Федю, Зимин пошел на пожарище, бродил по нему, рассматривал — вот здесь кухня была. Здесь Мария Семеновна хлопотала, украинские песни спивала. А тут вот Иван Григорьевич со своими тетрадками сидел, сводки готовил. Как бы он поступил? Непременно поплыл бы!..