Но на следующий день в проходной стояла только Таня. Юра обрадовался, что нужно проводить одну, а не троих, и потащил Таню через цирковой двор, в обход. Ведь в ту пору Юру ещё никто не знал и он был неавторитетен даже для циркового вахтера.
Он посадил Таню рядом с прожектором и убежал. В антракте он подошел к Тане переодетый— на нем были грязно-бурый пиджак и мятые брюки.
— А что вы будете делать? — спросила Таня.
— Сейчас увидите, — ответил Юра и сел на приставной стул.
Началось второе отделение.
Прошло несколько номеров, и на манеж вышел Карандаш. Когда он предложил желающим из публики прокатиться на дикой лошади, Юра встал и пошел по проходу вниз.
— Я хочу прокатиться! — закричал он.
Ему прицепили лонжу, и он стал безуспешно пытаться оседлать строптивую лошадь. Публика хохотала, и Тане тоже было очень весело. После каждой попытки «неудачливого зрителя» инспектор манежа останавливал лошадь, чтобы она не врезалась в лонжу, тянувшуюся за перелетевшим через барьер Юрой. Но что-то вдруг произошло или инспектор загляделся, но только лошадь на всем скаку ударила по натянутой лонже передними ногами. Потеряв равновесие, Юра упал лошади под ноги. Запутавшись в лонже, она стала биться. Вскочив со своего места, Таня увидела, как Карандаш бросился под лошадь и отстегнул лонжу. Юра лежал на манеже.
Таня побежала за кулисы, пыталась что-то выяснить, но ей лишь говорили: «Не мешай, девочка, не до тебя…» Она поплакала и пошла домой. Было обидно, что все получилось так по-дурацки. «Какой ни есть Лапоть, — думала Таня, — но если бы взяли Лаптя, он никогда бы не ударил Юру…»
Юра тем временем лежал в приёмном покое.
— Кто же вас так? — спрашивал врач.
— Лошадь, — отвечал Юра.
— Так купите ей килограмм сахару, когда выйдете: ударь она вас чуть повыше — и мы бы с вами не беседовали, — мрачно заключил врач.
На следующий день Таня позвонила по телефону, который ей оставил Юра. Подошла Юрина мама Лидия Ивановна и, выяснив, кто говорит, сказала, что Юра у «Склифосовского», и просил передать Тане, если она будет звонить, что очень хотел бы её видеть.
И Таня пошла в тот день в больницу. Она стала ходить в больницу все чаще и чаще, и в Юриной палате, как только появлялась девушка в белой шапочке, больные уже говорили:
— Смотри-ка, Юра, опять твой профессор пришёл.
На Новый год Таня принесла в больницу пакет с печеньем. Она сама сделала это печенье, а из остатка теста испекла здоровую булку. Когда Юра съел всё печенье и увидел булку, он сказал своему соседу:
— Смотри-ка, моя-то мне булку на дно положила.
Ему почему-то было очень приятно, что на дне пакета оказалась булка. В марте Юра выписался. Надо было ехать на гастроли в Баку, чтобы опять играть роль «неудачливого зрителя». Накануне отъезда он увиделся с Таней и сказал:
— Ты будешь сдавать сессию, а я уеду на три месяца. Если за это время ничего не изменится, приеду и поженимся.
Но не успел Юра появиться в Бакинском цирке, как ему закричали:
— Никулин, получи телеграмму!
Надо сказать, что в цирке любую телеграмму распечатывают.
И если в ней сообщается что-то трагическое, то её дают артисту только после представления. В дирекции женщина протянула Юре телеграмму и посмотрела на него со скрытым недоверием:
— Вот, пожалуйста…
Юра развернул телеграмму и прочитал: «Сдала дендрологию отлично Таня».
Юра возвратился в Москву. И вскоре на работе у Таниной мамы, Марии Петровны, раздался телефонный звонок.
— Ма, ты знаешь, откуда я говорю?
— Из ЗАГСа, — спокойно ответила Мария Петровна.
— А откуда ты знаешь? — разочарованно спросила Таня.
— Да так уж, знаю.
Вечером Юра пришел делать официальное предложение. Разговор проходил за чашкой чая в одном из арбатских переулков. Как тут выяснилось, прежде чем делать предложение, Юра советовался… с контролёром станции метро «Кропоткинская». Проводив Таню, он возвращался домой.
Было поздно, и на контроле стоял лишь один пожилой мужчина, с которым Юра встречался так часто, что стал здороваться.