— Ты это брось, — перебил её Бобров, — брось болтать что попало. Принимай вот лучше да голову человеку не морочь, а то мелешь чёрт те чё. Побесилась уж, будет.
— А ты, товарищ Бобров, моего беса не тронь. Мой бес не к тебе и залез.
— Тьфу ты, неладная! — отчаянно сплюнул Бобров и, выйдя в тамбур, хлопнул за собой дверью.
С минуту Варя стояла у порога, не зная, как и с чего начинать свою жизнь в этом вагонном отсеке рядом с его негостеприимной хозяйкой. Надо было что-то сказать, что-то сделать…
— Холодно тут у вас, — сказала наконец Варя. — Давайте растопим печку. И пол надо бы помыть…
— Может, тебе и перину постелить помягче?.. Может, позвать кого, чтоб погрел?
Сказав это, Раиса расхохоталась, довольная своей шуткой. Рыжеволосая, с белым, нежнокожим лицом, с большими, влажными, будто после сна, глазами, она была бы, пожалуй, и красива, если бы не эта злость, на каждом слове надламывающая её яркие, тонкие губы. Этой злостью она напомнила Варе Тамарку из студенческого общежития. Только Рая была старше, и злость у неё была другая — не на всех, не на весь белый свет, как у Тамарки, а на кого-то или на что-то определенное, может, на Боброва, может, на неё, Варю, может быть, и на жизнь…
Раиса сидела на постели, кое-как заправленной, покрытой стареньким стеганым одеялом. Другое одеяло, тонкое, она накинула шалью на плечи. На ногах, белеющих голыми коленками, — чёрные валенки.
— Зачем вы так, — сказала Варя. — Я ж вам не сделала ничего плохого. Я бы сама. И полы и печку…
— Наивное детство. — Губы Раисы опять скривились в усмешке. — Она не сделала ничего плохого… Ты не сделала, тебе сделают, понятно? Вот так-то! — Она потянулась рукой к столу, взяла сигарету, закурила. — А насчет печки, — она смягчилась вдруг, — насчет печки ты молоток… Найдешь дрова, топи на здоровье. Погреемся. А с половым вопросом — вон ведро, вон тряпка. Валяй. А мне по делу надо. И стала собираться.
Оставшись одна, Варя уложила на свободную полку чемодан, стянула с себя мокрый плащ, а резиновые сапожки решила пока не снимать. Вот помоет пол, приберется, достанет домашние тапочки, халатик свой голубенький, байковый… В общем, не так уж всё плохо. Вот только холодно, промерзает, будто и не лето на дворе, а поздняя осень. Но где взять дров? Эх, не догадалась спросить у Раисы!
Воды, накапавшей в ведро с потолка, было мало.
Пришлось выбегать под дождь, ставить ведро под водосток, под крышу и ждать, когда нальётся. Потом она мыла пол, усердно возила тряпкой по давно не мытым, выщербленным доскам.
Странный шум за дверью остановил её: кто-то неповоротливо влезал с улицы в вагончик, в тамбуре громыхали сапоги. Потом что-то грохнуло, рассыпалось в тамбуре — не то доски, не то поленья. Варя в испуге метнулась в угол, готовая кричать, звать на помощь. Но после этого грохота в дверь из тамбура негромко постучали, и тут же, не дождавшись разрешения, в вагончик вошел Берчак.
— Что, суслики, озябли? А я, слышь, дров вам приволок— жгите… А чего впотьмах-то? — Привычным движением, без промашки он поймал лампочку, свисавшую на коротком шнуре с потолка, подкрутил её. Она загорелась неярким светом, скупо осветив жилье. И только тогда Берчак заметил, что в вагончике одна Варя.
— А где? — Он показал головой на Раисину кровать. — Где хозяйка, куда её унесло?
Варя, едва оправившись от испуга, пожала плечами. Кивнула головой на мокрую тряпку у порога.
Берчак понял намек, попятился к двери. Стал вытирать о тряпку сапоги.
— Ишь как. Дела… Чистота и порядок. Давай, слышь, печку сгоношу.
— Не надо, я сама. — Варя вдруг растерялась. — Она будет сердиться.
— Кто? — не понял Берчак.
— Она, Раиса.
Берчак засмеялся.
— Ну, чудачка! На кого ж это и за что?
— Ну как… — Варя смутилась ещё больше. — Вы ж к ней пришли, а её нет…
— Ну и что? — Берчак уставился на неё удивлённый. — А может, я и не к ней, может, у меня к тебе, слышь, разговор имеется.
— Не нужен мне ваш. разговор, — непримиримо и громко сказала Варя, — и вообще ничего мне от вас не нужно. Ни от вас, ни от неё. И дрова ваши несчастные тоже…
— Ну, тихо, ша! — сказал Берчак, отступая, однако, назад, к порогу. — Что ты опять… А дрова тут ни при чем. Растоплю и отшвартуюсь. Не пропадать же топливу.
…Огонь в железной круглой времянке занялся не сразу. Печь долго чадила, видно, плохая была тяга из-за дождя. Наконец разошлась.