И я сам внутренне розовею от этих похвал и от того, каким я выгляжу хорошим, и как мне всё просто дается, и как у меня всё в жизни правильно.
Впервые обо мне написали как о хоккеисте — молодом и подающем надежды — и тут же присовокупили, что вот-де успевает и играть, даже в «Спартак» принят, и одновременно специальную математическую школу с медалью окончил, что теперь открыт ему путь и в спорт и — в физику. А я в МИФИ и документы подавать не стал, хотя очень в этот институт стремился. Понял: не хватит у меня сил тянуть две такие лямки. Пошел в Нефтехимический имени Губкина. Как-никак немного полегче.
Отставал, брал академические отпуска, но кое-как, с грехом пополам, до четвертого курса добрался. А недавно чуть не бросил.
Совсем уже собрался взять документы и отнести их в Инфизкульт. Еле отговорили. Да и то не уверен, что окончательно. Жизнь у нас трудная, и чем старше становишься, тем все труднее.
Старые заботы не уходят: разъезды, соревнования, учеба, вся эта суматошная и напряженная жизнь остается, а новые прибавляются — семья, дети. Это и, радость и обязанность. Всё требует времени.
И в спорте всё дается трудно. Каждый шаг, каждая ступенька. Идёшь вперёд — вдруг остановился. И не знаешь, почему. И думаешь, как быть дальше.
Когда-то хоккей закончится. Тогда выбор откладывать будет уже нельзя.
Кем я стану? Инженером или тренером? Эта мысль тоже не дает покоя. Не мальчишка ведь уже — 24 года…
— Далеких планов на будущее я не строю. Пока очень хотелось бы как можно дольше играть в хоккей. Надеюсь, что так оно и будет. Я ведь не из ранних. Я и в команду мастеров поздно попал — в двадцать лет. Так что ещё не скоро наиграюсь.
Вся моя личная жизнь — это семья и хоккей. Когда надолго уезжаю из дому, рвусь туда, к своим, к жене и дочери, в Балашиху.
Я и сам из Балашихи, и жена моя там выросла, и живем мы там до сих пор.
А вернусь из очередной поездки, отдохну, так сказать, у домашнего очага — и снова тянет в команду, к ребятам, к конькам и клюшке.
В общем-то других увлечений, кроме хоккея, у меня нет. Учусь, конечно, читаю понемногу, в кино и театр ходим — правда, редко… Словом, как все.
Думаю, что хоккей мне никогда не надоест. Закончу играть, попробую тренировать мальчишек. Дома, в Балашихе. Надеюсь, получится. Я детей люблю. Жаль, не сумею дочь свою, Ирочку, тренировать — девочки в хоккей не играют. ^
— Я сам этого уж и не помню, но мать говорит, что, когда совсем маленький был, засыпал, обнявшись с клюшкой. Наверно, так и было. У меня и отец — бывший хоккеист.
Играл в хоккей с мячом в ВВС. И мать — хоккейная болельщица, всю жизнь за ЦСКА болеет. Отец, понятно, тоже. Он подполковник, 34 года в армии.
Он и привел меня в ЦСКА. Правда, до этого я сам два раза туда ходил.
Сперва приняли, но я перед одной тренировкой коньки забыл наточить, и меня отправили домой.
Сказали, насовсем. Другой раз, следующей осенью, опять пришел. Думаю, хоть на коньках покатаюсь. Не взяли. Мест, сказали, нет.
И уж с третьего захода, когда с отцом пришел, взяли окончательно. Я уже большой тогда был — двенадцать лет.
С тех пор, кажется, не было дня без хоккея. Школа — хоккей. Каникулы. — хоккей. Институт — хоккей… Да нет, тут, пожалуй, наоборот: хоккей — институт. Попал в команду мастеров, потом в сборную и в институте второй год на первом курсе сижу, ещё четыре экзамена за первый курс осталось сдать.
Вот так, полжизни прошло в ЦСКА и болел всегда за них, а играю в другой команде — в «Крыльях Советов». Ничего не попишешь теперь, так получилось. Да я и не жалею. В ЦСКА, может, ещё на скамейке запасных бы сидел: там одни корифеи, а здесь играю и в сборную попал. Я потому и ушёл из ЦСКА — играть очень хотелось. Не могу на скамейке сидеть, терпения не хватает.
А почему в «Крылья Советов» пошел? Вообще-то меня в «Спартак» приглашали, когда Борис Майоров там старшим тренером был. Я согласился.
Прихожу в «Спартак», а мне говорят: «С сегодняшнего дня Майоров не работает». Ну, я и ушёл. И сразу — в «Крылья Советов». Там мои друзья. — Саша Бодунов и Юра Лебедев, — с которыми в ЦСКА в одной тройке в молодёжной команде играли.
Теперь для меня хоккей, видно, на всю жизнь. Пока не тужу. Игроки постарше говорят, что иногда надоедает играть, хочется бросить все, забыть про коньки и шайбу. Я этого пока не испытал. Для меня это — самое интересное занятие. Пока. А там видно будет.
Фото Ю. МОРГУЛИСА.
Юрий ЛЕМЕШЕВ
Славик такой застенчивый…
— В семье у нас, значит, так получилось. Когда Славик в шестом или в седьмом классе учился, он мне говорит: «Я ужасно хочу заниматься боксом». И у нас дома зашел такой разговор с мамой. Она говорит: «У меня три сына. Один умный, а два боксёра…» Это она, значит, имела в виду меня и Женю, старшего брата. Короче, не разрешила Славке. А он мне ночью шепотом: «Юра, ну уговори мать. Ну, чего ей стоит?.. Пусть она мне разрешит…» Да. Не любили мать с отцом бокс. Не любили до финального боя Славы с финном в Мюнхене. На Олимпиаде…
Отец уже после, когда посмотрел бой по телевизору и Славик приехал домой с «золотом», сказал ему: «Знаешь, ты очень, очень мне понравился… Как спортсмен. Все дерутся, машутся, а ты, скажу откровенно, — тюк! — культурно, интеллигентно. Пришел, увидел, победил. Руку тебе подняли…»
А тогда поговорил я с мамой о Славике, и мама поставила условие: «Поступишь в МИИТ — Слава будет заниматься боксом. А не поступишь — никакого разговора…» Ну, я, конечно, старался в за себя, ужасно хотел поступить в институт и, второе, конечно, хотел Славке пробить дорогу…
Я поступил в институт. Приезжаю в деревню. У нас в деревне Парыкино, Егорьевского района, сто двадцать шесть километров от Москвы, есть дом, сад, ну вроде дачи… Хорошо там: рыбалка, охота, свежий воздух… Да. А перед этим ну, как в деревню приехать, я уже себе портфель студенческий купил. Как-никак в МИИТ прошел!.. В общем, иду это я с портфелем по деревне, а отец уже издалека сообразил, в чем дело, стоит и руки трет, поджидает.
А я первое слово: «Мам, видишь? — и на портфель показываю. — Поступил, мам… Славка будет боксом заниматься?» Мама так посмотрела на портфель и говорит грустно: «Черт с вами! Пусть и он занимается». «Ага», — думаю…
На снимке: Вячеслав Лемешев в финальном олимпийском бою с финном Виртаненом.
Привел я Славика к Льву Марковичу Сегаловичу с секцию. Он у нас тренер семейный, традиционный: Женю, старшего брата, до мастера спорта довел и меня мастером спорта сделал. И говорю ему: «Вот, у нас ещё один в семье подоспел. Третий. Слава…»
Сегалович поглядел и говорит: «Ну, хорошо. Пусть ходит…» И Славик стал тренироваться…
Кстати, я фотографировал тогда. Увлекался. И у меня есть фотокарточка… Когда Славик только что пришел в зал бокса. Надел мои трусы. У меня были трусы с эмблемой сборной Москвы. И Славик в этих трусах проводил свой первый в жизни бой. А я фотографировал… И вышло так, что первый бой, который он выиграл, ему Леня Шейнкман руку поднимал, у меня… не получился… Не удалась съёмка. Получилось как-то все сдвинуто, там ничего понять нельзя. Но зато после боя, когда Славик только сошел с ринга, я его щелкнул. И у нас дома есть эта фотокарточка. Славик стоит такой маленький, длинные ручки, в этих трусах моих до колен… Обсмеяться можно на эту фотокарточку!..