Урия пришла на мельницу и, оживленная, спросила с порога:
— Как дела, чон кыз?
Дочь мельника по-прежнему сидела на полке в позе оракула. Она протянула перед собой правую руку и выставила кверху большой палец: мол, дела идут отлично.
— Слезай со своего трона, — дружелюбно сказала Урия. — Я принесла тебе хорошую весть.
— Еще бы принесла плохую!
— Правда, хорошую…
Торайым легко спрыгнула на широкие — из горбылей — половицы.
— Какая весть? Говори!
Урия подмигнула ей, будто подруга, готовящаяся сообщить что-то по секрету.
— Один джигит… Он велел передать… Он из аила Тегерек.
Торайым прямо глянула в глаза Урие:
— Что передать?
— Ну, что передают девушкам…
— Чего же он сам не скажет?
— Не смеет… — Урия понизила голос до шепота.—
Он влюблен в тебя.
Торайым остро сощурила глаза, она поняла, что Урия все это придумала и, как часто подобное водится, разыгрывает ее, и выразила подчеркнутое изумление:
— Неужели правда?
— Конечно.
— Ах, джигит!..
Вдруг она звонко засмеялась и повалилась спиной на мешки; смеялась она до слез, всплескивая руками.
— Хватит, чон кыз! Я открываю тайну человека, а ты смеёшься. Давай серьезно поговорим.
— А какой он из себя? — принимая игру, спросила Торайым.
— Такой… Очень красивый… Чернявый…
— У нас все чер-ня-вые.
— Этот особенно чернявый. Месяц назад видел тебя… И голову потерял.
— Фи! Если бы рыжий!
— Можно покрасить!
— Ладно! Так ты хочешь, чтобы мы встретились?
— Для этого и пришла… А кем он работает в районе, в какой-то конторе… Вот забыла…
— Ну-у… Кого не люблю, так это конторских писак. Всю жизнь сидят на месте, как наседки.
— Такого джигита в нашей округе не найдешь!
— Не найдешь!.. — Торайым насмешливо скривила губы.
Она резко поднялась — ей надоело играть невесту, в которую влюбился таинственный жених, и она сделала суровое лицо.
— Довольно, Урия! Зачем голову морочить? Сразу бы и сказала… Пришла просить, чтобы я смолола зерно этой бригадирше.
— Откуда ты знаешь?
Урия уже надеялась, что растрогала, расположила к себе дочь мельника и та, отзываясь на добро добром, исполнит любую просьбу, но не тут-то было — вышло совсем по-другому.
— Ты что, ясновидица? Прочитала мои мысли?
— Я их прочитала, как только ты переступила порог.
— Ну, ладно… — сдалась Урия, нехотя расставаясь с прежним лукавством и игривостью. — Я обещала Сеил… Смели, прошу! Не заставляй краснеть перед ней.
— А чего она приходит сама? — тоном выговора произнесла Торайым. — У неё дочь есть.
— Хорошо, — облегченно вздохнула Урия. — Я скажу, чтобы она послала Жакил. Только ты уж не подведи меня.
— Всё. Сказано — сделано.
Урия вернулась к соседке:
— Давай мешок, Я же говорила, что всё улажу.
— Как тебе удалось?
— Секрет. Пошли на мельницу свою дочь. — Урия, глянув на солнце, спохватилась: — Ох, пора уже на поле! Зарос мак… Сегодня нужно дополоть дальнюю плантацию. Ты иди, я тоже скоро приду.
Жакил, дочь бригадирши, не смогла поднять мешок. Урие пришлось взвалить его на свои плечи. Жакил поддерживала мешок тонкой рукой, но это была не помощь, а одна видимость. Урия тревожилась: не выкинет ли чего ещё дочь мельника, хорошо, если на мельнице никого нет, а вдруг там уже посторонние люди, осрамит… Торайым встретила их снисходительной усмешкой. Урие было не по себе.
— Чон кыз, не забудь наш уговор, — дружески сказала она. — И не бери долю за помол. Не возьмёшь? Вот и хорошо… — и вышла за дверь, оставив Жакил одну с дочерью мельника.
Торайым была старше Жакил всего на один год, но казалась старше по крайней мере года на три. По сравнению с ней Жакил выглядела хрупкой девочкой — круглое, как луна, бледноватое лицо, тонкая — муравьиная, как говорили в аиле, — талия. И ростом не вышла… Торайым — выше и солиднее. Жакил была стеснительна, пуглива и трепетала перед дочерью мельника.
— Эй, Жакип, у тебя есть джигит? — внезапно спросила Тсрайым.
Жакил вздрогнула и, зардевшись, опустила глаза: