Видимо, эти слова ему самому пришлись по душе — взгляд его потеплел. Торайым поймала этот взгляд и поняла, что отец пришел к твердому решению: её сын — его кровный внук. Значит, теперь всё будет хорошо.
3
Дочь мельника, которая в последнее время очень редко показывалась на улице, исчезла совсем из аила. Досужие аильчане высказывали догадки:
— Наверное, уехала в другой аил.
— Она росла, как вольный ветер… Вот и улетела, куда ей захотелось.
— Стариков жалко, остались одни. Кому теперь нужен их двор?
— Да, родители — деревья, дети — их плоды. Что пользы от дерева, на котором нет плодов?
Мельник был спокоен — он знал, где его дочь, у кого она остановилась и чем занимается… Каждую ночь он мысленно разговаривал с ней, давал советы, как держать себя в незнакомом городе, как лучше учиться. Изредка к нему обращалась жена:
— Наша дочь молчит. Напиши ей, пусть пришлёт письмо… У других дочери делятся тайнами с матерями. А эта, как чужая. Будто не я её рожала, — жаловалась она.
— Какие тебе тайны! — бурчал мельник. — Учится она на трактористку. Живет у Григория. Передавали, наш друг помог ей поступить на курсы. Она занята.
— Правильно она сделала. Только бы писала…
С той поры, как Торайым уехала, но оставила им ребенка, мельник обрел прежний интерес к жизни; дышалось ему легче, свободнее, словно мир расширился перед ним, будто он сбросил со своих сутулых плеч добрый десяток лет и нашел то, что искал долгие годы. Он не слишком огорчался отсутствием дочери — её заменил внук. А мать и одобряла решение дочери начать самостоятельную жизнь и не могла смириться с тем, что она выбрала специальность трактористки: женское ли это дело, как это можно молодой девушке возиться с железом, пачкаться мазутом, пахать землю, целыми днями глотать пыль? Однако она успокаивала себя: «У неё своя голова. Раз уж решила, значит, все обдумала».
…На следующую весну Торайым возвратилась в аил. Она пошла в колхозное правление и настояла на том, чтобы ей дали трактор.
— Я окончила курсы. Вот документы.
— Знаем, ты освоила трактор. Но ты же не парень…
— А я могу получше парня.
И аильчане дивились, увидев Сарыкыз не на пегой кобылке, а на гусеничном «железном коне», который однажды утром загромыхал у дома мельника.
Весна уже начинала красоваться своей зелёной накидкой, но здесь, в горной долине, по утрам было ещё холодно, и подснежники дрожали на сыром ветру.
Рассветной ранью Торайым шла к старой, приземистой юрте на краю широкого поля. Это был полевой стан — за юртой стояли тракторы, плуги, сеялки, бочки с горючим. Торайым шла и смотрела на подснежники, и ей было жаль эти озябшие цветы. Она сорвала один подснежник, подышала на него, глядя на горы, над которыми алело небо: «Скоро солнце… И вы согреетесь…»
С тюндука — дымохода на самой макушке юрты — ещё не была стянута кошма; значит, в юрте ещё спали. Торайым резко постучала в дверь: «Спят до сих пор!» Дверь открыла худая, заспанная, со спутанными волосами женщина — стряпуха, недовольно буркнула, зевая:
— Чего так рано?
Торайым заглянула в юрту:
— Где прицепщик?
— Бригадир его забрал. Приезжал ночью…
— Кадыр?
— Да. Сказал, нужны сакманщики…
На лице Торайым проступила тень недовольства:
— Начинаем пахоту, а он людей забирает!
— Не тревожься. Кадыр сказал, что пришлет другого прицепщика. — Стряпуха пригладила волосы, накинула телогрейку, взяла два ведра и пошла к арыку, который журчал неподалеку от юрты.
Первые лучи солнца скользнули по остроконечным горным вершинам, затем солнечный свет начал заливать всю долину. Когда пригрело, поля задымились легким паром. Запахло землей, молодой травой, погожим утром. Торайым задумчиво стояла у своего трактора; она подняла ком земли, размяла его — земля была вязкая, как крутое тесто. «Жирная… Пора начинать пахоту. Где этот бригадир? Умеет лишь говорить… Задержим пахоту, земля начнет сохнуть». Она вернулась к юрте, где у казана хлопотала стряпуха. Может, она поработает за прицепщика? Но женщина была щуплая, ей под силу только два ведра воды. Где ей до прицепа? Хоть бы обед нормальный готовила… Стряпуха словно угадала мысли трактористки:
— Прицепщик и сам не хотел уходить. Говорит:
«А что Торайым скажет?» Но Кадыр мастоял на своем. Ты же знаешь, какой у него характер. Начал орать на всё поле.
Торайым, почти не слушая стряпуху, смотрела в сторону аила, глаза её строго щурились на ветру: когда же будет замена прицепщику! Вдруг из-за ближайшего холма выехал бригадир верхом на потном коне.